"Андрей Кураев. Школьное богословие" - читать интересную книгу автора

не слишком ли вразрез они идут с опытом родившейся веры. И не мешают ли эти
разговоры родиться вере в душах, по закону юности рвущихся вперед, а не
назад?!
Еще печальней - когда молодая душа, оказывается в приходе одна среди
множества пожилых людей и перенимает свойственный им способ церковной жизни,
их суждения о том, что значит "быть христианином" (я говорю не о духовном
учительстве у старцев, а о гораздо более распространенной учебе "у
бабушек").
Я помню девушку, которая подошла к одной усердной прихожанке и спросила
почти евангельскими словами: "Что мне делать, чтобы придти к Богу?" А в
ответ услышала: "Ты, доченька, пойди вон туда, купи три свечки, крестик,
цепочку и оформись на крестины"... Слишком часто человек приходит к храму,
стремясь найти Бога, а ему рассказывают, как надо ставить свечку...
Все же дай Бог, чтобы мы подлинно научились отвечать на подобные
вопросы.
По сути детское и юношеское восприятие Евангелия очень близко
древнерусскому. Для Руси Изначальной характерно было
эстетически-литургическое восприятие религиозной жизни, отличающееся от
более философского характера веры греков. Первая русская летопись говорит,
что сам выбор Православия на Руси был основан на эстетически-литургическом
восхищении красотой Службы в храме святой Софии в Константинополе.
Примечательно, что само слово, которым переводится греческое "ортодоксия" на
славянский язык, не "правомыслие" или "правоверие", но "право-славие".
Славо-словие есть высшая ступень молитвы, полнота ее, когда человек уже не
просит чего-то у Бога, но, видя Его своей душой, чисто и бескорыстно славит
Его "от избытка сердца".
Этот дар Право-славия, дар славо-словия есть у юного сердца. Разве не
право-славно детское восприятие Литургии? Как и сердца послов князя
Владимира, детское сердце видит в Литургии то, что видели в ней на высотах
духа святые отцы: небо на земле.
... "Приидите, поклонимся, приидите поклонимся, ... Благослови душе
моя, Господа, - слышу я, меж тем, как священник, тихо ходя по церкви,
безмолвно наполняет ее клубами кадильного благоухания, поклоняясь иконам, и
у меня застилает глаза слезами, ибо я уже твердо знаю теперь, что прекраснее
и выше всего этого нет и не может быть ничего на земле, что если бы даже и
правду говорил Глебочка, утверждающий со слов некоторых плохо бритых
учеников старших классов, что Бога нет, все равно нет ничего в мире лучше
того, что я чувствую сейчас, слушая эти возгласы и песнопения и глядя на
красные огоньки перед тускло-золотой стеной иконостаса..." Так вспоминает
Бунин, и уже из эмиграции и из старости оглядываясь, признается: "Нет,
никогда не плакал я в готическом соборе так, как в церковке Воздвижения в
эти темные и тихие вечера".
Грехи, хоть и ранят, но еще не тяжелят юношескую душу. И покаянная
молитва здесь так легко и естественно возвращается к славословию. Житейские
же заботы еще не заставляют молиться о себе. И вот та молитва - молитва
право-славная - к которой так тяжело идти в поздние годы, которая как высший
дар дается зрелым подвижникам - эта молитва как-то естественно струится из
детской и юношеской груди. Недаром же преп. Макарий Египетский говорит, что
прежде чем человек ступит на путь подвига, Господь дает ему некий "залог
будущих благ", чтобы он знал, зачем и за что он борется, не по словам, а по