"Андрей Кураев. Протестантам о Православии " - читать интересную книгу автора

Где написать заглавную букву? Ставить или нет прописную букву в
павловом стихе: "благовествование наше [...] закрыто [...] для неверующих, у
которых бог века сего ослепил умы" (2 Кор. 4, 3-4)? Синодальный перевод
полагает, что "бог века сего" - это сатана. (И делает это к вящей радости
иеговистов, которые тем самым получают пример применения слова "бог" к
существу, которое богом не является, и делают свой вывод: раз падший ангел
называется богом, то тем более именование Христа богом никак не означает,
что Он действительно есть Бог). А в конце II столетия св. Ириней Лионский
читал так: "У неверующих века сего Бог ослепил умы" (Против ересей. 3, 7,
1).
Протестанты, как и все остальные христиане, проповедуют Евангелие не
по-древнегречески и не древним грекам. Значит, они опираются на некие
переводы. Любой перевод уже есть интерпретация. Труд переводчика -
творческий труд. И компьютерный перевод именно потому, что он автоматичен,
до сих пор уступает труду человека-переводчика. Стремление сделать кальку,
буквально-подстрочный перевод порой делает текст не просто непонятным, но
даже и придает ему совершенно ложный смысл. До сих пор замешательство многих
православных вызывает церковно-славянский перевод притчи о сеятеле: "Потом
же приходит диавол и вземлет слово от сердца их, да не веровавше спасутся"
(Лк. 8, 12). Прочитает батюшка по-славянски этот евангельский отрывок,
начинает тут же проповедь... И порой рождаются весьма "диалектические"
толкования: мол, если бы человек веровал, но грешил, то он не мог бы
спастись, а если он не будет веровать, то он не будет судим так строго, и
потому сможет быть спасен как язычник. И даже то, что вообще-то эти слова
выражают желание искусителя, как-то не принимается во внимание... Славянский
перевод лишь буквально передает греческую конструкцию. Синодальный русский
перевод дает как будто противоположный текст: "чтобы они не уверовали и не
спаслись"; греческая же конструкция имеет тот же смысл, но использует
имеющуюся в греческой грамматике возможность, при которой одна отрицательная
частица относится сразу к двум глаголам, точнее, к каждому из них.
Славянский переводчик знал эту конструкцию, хотел ее привить и к славянскому
языку, но она здесь не прижилась, и в результате текст этого стиха стал
кощунственно-непонятен.
Но не только грамматика таит сюрпризы для переводчика.
Богослов-переводчик не может не учитывать, что любое слово многозначно, а
значит, перевод есть выбор между значениями. Например, еврейское слово аман
означает одновременно и знание, и веру. В каком случае как его переводить?
Еврейское слово алма "молодица" может означать и девушку, и молодую замужнюю
женщину. Когда пророк Исайя возвещает "Се, Дева (алма) во чреве приимет и
родит Сына" (Ис. 7, 14), имеет ли он в виду обычные роды обычной молодой
женой, или перемену в судьбах мира и Израиля он связывает с чудом
Девственной матери? Еврейский журналист из Москвы предлагает правильный, с
его точки зрения, перевод: "Смотрите, эта молодка беременна"*. Непонятно
только, зачем пророку надо было возвещать факт, столь обыденный, как нечто
важное и обнадеживающее. Так что дело в выборе общего смысла и
соответствующего ему значения отдельного слова.
______________
* Майбурд Е. Ловцы человеков сетями лжи. // Независимая газета. 23
сентября 1993.