"Андрей Кураев. Раннее христианство и переселение душ" - читать интересную книгу автора

так называемом "Евангелии Петра", составленном гностиками-маркионитами, он,
например, писал: "Мы, братья, принимаем Петра и других апостолов, как
Христа, но, люди опытные, мы отвергаем книги, которые ходят под их именем,
зная, что учили нас всех не так" (Евсевий. Церковная история. VI, 12). По
его убеждению, те книги, которые Церковь включила в свой круг чтения, не
стоит "дополнять" подделками [190]. И именно при обсуждении вопроса о том,
каким свидетельствам надо доверять, а каким "евангелиям" верить не стоит,
Ориген вспоминает библейское изречение: "Не передвигай межи давней, которую
провели отцы твои" (Притч. 22, 28; у Оригена - Послание Африкану, 4).
Итак, Ориген - не тот человек, который согласится пред людьми
притворяться христианином, а втайне исповедовать языческие догматы.
И все же он, некогда повернувшись к язычеству спиной и убежав от него
(как мы помним, он готов был бежать даже на плаху - лишь бы подальше от
языческих идолов), затем поворачивается к нему лицом. Точнее - он повернулся
спиной к языческим верованиям, но лицом - к язычникам-людям. Именно людям он
хотел рассказать о Евангелии. Как миссионер Ориген возвращается в мир
языческой культуры. И, чтобы его проповедь была доходчивее, он садится за
изучение эллинских книг. Не по собственному влечению Ориген занялся
изучением греческой философии, а для того, чтобы найти общий язык со своими
образованными слушателями. "Под предлогом преподавания светской литературы
наставлял их в вере Христовой" (Иероним. О знаменитых мужах, 54). Сам Ориген
так говорил о своем поступке: "Когда я стал прилежно изучать Слово и пошла
молва о моих занятиях, тогда ко мне стали приходить то еретики, то эллинские
уечные, преимущественно философы, и я решил тогда основательно рассмотреть
учения об истине и еретические, и философские. Это я и сделал, подражая
Пантену, чьи уроки еще до меня многим принесли пользу, так как он был очень
осведомлен в этих вопросах, как и Иракл, который ныне председательствует в
Александрии в совете священников и которого я нашел у учителя философских
дисциплин" (Евсевий. Церковная история. VI, 19, 12-13).
Защищая христианство, Ориген ищет общее между библейской мудростью и
общепризнанной эллинской философией. Он желает изложить христианство так,
чтобы оно было легче усвояемо умом, воспитанным в традициях греческой
культуры. Как мог, он отцеживает в ней то, что согласно с Евангелием, от
того, что ему противоречит, а также и от того, что просто говорит о другом и
потому для христианина в некоторой степени безразлично.
И зедсь важно поставить вопрос: при сопряжении эллинской мудрости и
Евангелия, что именно Ориген использует в качестве критерия. Он судит
Евангелие по меркам языческой философии, или философию он оценивает по мере
ее схожести с Евангелием? Или, скажем иначе: Ориген в христианстве ищет
несколько оригинальных тезисов, которые он желал бы прибавить к
традиционно-греческой философии, или же он ощущает себя соглядатаем, который
из церковного стана заслан в мир языческой мудрости, чтобы оттуда принести в
Церковь нечто, совместимое с церковной традицией и способное придать ей
сугубую понятность. Желаете ли Ориген недавно появившийся христианский дичок
привить к мощному древу языческой философско-мистериальной традиции, или он
желает несколькими языческими игрушками украсить христианское Древо Жизни?
Если бы Ориген был языческим "посвященным", то мы должны были бы
избрать первый вариант. Но сам Ориген предлагает второй: "твое дарование
может сделать тебя совершенным римским юристом и эллинским философом тех
школ, которые считаются знаменитыми. Но я желал бы, чтобы ты воспользовался