"Вячеслав Куприянов. Башмак Эмпедокла" - читать интересную книгу автора

которому только и оставалось, что свирепо вопить: - Я - ворошиловский
стрелок, хорошо еще, я сегодня без оружия! И вот нарвался он однажды на
Померещенского, набросился с криком: - Испакостил изящную словесность,
холуй половецкий! Померещенский замер, сжал пудовые кулаки, но и его тут
же любезно подхватили под руки сопровождающие его лица, а так как интер-
националиста Померещенского особенно оскорбило не столько слово охолуйп,
сколько ополовецкийп, он это слово пожевал-пожевал да и тут же выплюнул,
словом, дотянулся плевком до лица оскорбителя своего, который в ответ на
это взвыл, и вот этот перешел в восторженный вопль: - О! О! Вижу! Вижу!
О! Так вот это кто передо мною! Никак Померещенский! Какой же ты поло-
вецкий! Ты - наш! Исцелил еси око мое! Слава и хвала чудесному плюнове-
нию твоему! Как ни в чем не бывало, Померещенский перекрестил Завовулина
левой рукой, так как правую ему еще не отпустили оторопевшие его спутни-
ки, и провозгласил: - Завовулин! Иди с миром, и виждь и внемли! Слух об
этом прошел по всем литературным коридорам, обрастая небывалыми подроб-
ностями. Росло и количество свидетелей, сначала это были братья Улуповы,
которые держали за руки чудотворца, потом оказалось, что его держали че-
ловек сорок, и все известные личности, некоторые уверяли, что Помере-
щенский и не плюнул вовсе, а действительно заехал Завовулину в глаз, от-
чего тот и прозрел, а кто-то из друзей Померещенского заехал орденоносцу
еще и в ухо, после чего тот стал слышать сызнова собственный внутренний
голос, который прошептал: не поднимай руки своей на брата по перу! Была
и такая версия, будто Завовулин ни на кого не бросался, просто ему ука-
зали на вошедшего Померещенского, и Завовулин медленно, словно ощупывая
воздух, двинулся навстречу со словами - вот кому я хотел бы лиру пере-
дать, а Померещенский, заметив приближение невидимой лиры, поплевал на
ладонь, потом добавил пепла от окурков, взяв его из ближайшей пепельни-
цы, сделал из этого брение и аккуратно приложил к правому оку партийного
поэта, сказав: имеющий очи да видит. И как бы перенял из рук застывшего
от восторга Завовулина трепетную лиру. По-иному стал излагаться и эпизод
на площади Маяковского, где при стечении жадных до искусства масс в раз-
гар оттепели Померещенский читал у подножия памятника свои хрестоматий-
ные строки: После смерти нам стоять почти-что рядом: вы на оМп, а я на
оПп...
Поклонники после этих стихов стали толкать автора против его воли на
пьедестал, и затолкали бы, если бы не бесноватый, который буквально по-
вис на брюках поэта, отчего брюки стали съезжать, и поэту пришлось в них
вцепиться обеими руками, вместо того, чтобы карабкаться на пьедестал.
Пришлось поклонникам опустить его и заняться бесноватым, но бесноватый
отринул от себя чужих поклонников, прислонился к пьедесталу и, бешено
жестикулируя, заорал примерно такое: - Дал дуба! И - будет! (при этом он
указал рукой вверх на памятник) - Я - Будда! Я - буду!.. Все остальное
вряд ли кто сейчас припомнит, но длилось это звуковое бедствие очень
долго, а приблизиться никто не мог к бесноватому, какая-то сила отбрасы-
вала всех назад. Начался ропот: где дружинники? Когда надо, их нет. Где
милиция, когда надо, ее нет. Где переодетые в гражданское платье офицеры
и рядовые государственной безопасности? И в этот момент Померещенский,
уловив, как всегда, волю большинства, ринулся к бесноватому и, на удив-
ление, остановлен не был. Словно для объятий, простер руки, отчего бес-
новатый притих, и только еще дошептал последнюю, видимо, строчку: - Без