"Александр Иванович Куприн. Разные произведения (ПСС, том 4, 1958)" - читать интересную книгу автора

"Нет, он вернется" - идите! Войдете и скажете... - Он назвал какое-то имя
собственное, которое я теперь забыл: - "Такой-то требует свиданья..." - и
назад. Поняли?
- Да.
"...Нет, он вернется!" - слышу я и, оттолкнув Ду-ховского, стремлюсь
на сцену. Черт его побери, как зовут этого человека? Секунда, другая
молчания... Зрительная зала - точно черная шевелящаяся бездна... Прямо
передо мной на сцене ярко освещены лампой незнакомые мне, грубо намазанные
лица. Все смотрят на меня напряженно. Духовской шепчет что-то сзади, но я
ничего не могу разобрать. Тогда я вдруг выпаливаю голосом торжественного
укора:
- Да! Он вернулся!
Мимо меня проносится, как ураган, в своем золотом панцыре Самойленко.
Слава богу! Я скрываюсь за кулисы.
В этом спектакле меня употребляли еще два раза. В той сцене, где Акоста
громит еврейскую рутину и


потом падает, я должен был подхватить его на руки и волочить за кулисы.
В этом деле мне помогал пожарный солдат, наряженный в такой же черный саван,
как и я. (Почем знать, может быть, он у публики сошел за Сидорова?) Уриэлем
Акостой оказался тот самый актер, что сидел давеча с Валерьяновым --на
скамейке; он же был и известный харьковский артист Лара-Ларский. Подхватили
мы его довольно неловко - он был мускулист и тяжел, - но, к счастью, не
уронили. Он только сказал нам шепотом: "Чтоб вас черт, олухи!" Так же
благополучно мы его протащили сквозь узкие двери, хотя долго потом вся
задняя стена древнего храма раскачивалась и волновалась.
В третий раз я присутствовал без слов при суде над Акостой. Тут
случилось маленькое происшествие, о котором не стоило бы и говорить. Просто,
когда вошел Бен-Акиба и все перед ним встали, я, по ротозейству, продолжал
сидеть. Но кто-то больно щипнул меня выше локтя и зашипел:
- Вы с ума сошли. Это Бен-Акиба! Встаньте! Я поспешно встал. Но,
ей-богу, я не знал, что это Бен-Акиба. Я думал: так себе, старичок.
По окончании пьесы Самойленко сказал мне:
- Васильев, завтра в одиннадцать на репетицию.
Я возвратился в гостиницу, но, узнав мой голос, хозяин захлопнул дверь.
Ночь я провел на одной из зеленых скамеечек между тополями. Спать мне было
тепло, и во сне я видел славу. Но холодный утренник и ощущение голода
разбудили меня довольно рано. .
VI
Ровно в половине одиннадцатого я пришел в театр. Никого еще не было.
Только кое-где по саду бродили заспанные лакеи из летнего ресторана в белых
передниках. В зеленой решетчатой беседке, затканной диким виноградом, для
кого-то приготовляли завтрак или утренний кофе.
Потом я узнал, что здесь каждое утро завтракали на свежем воздухе
распорядитель театра господин
123


Валеръянов и старая бывшая актриса Булатова-Черногорская, дама лет