"Александр Сергеевич Куманичкин. Чтобы жить... (про войну)" - читать интересную книгу автора

- Тут вот какое мнение есть, - говорит командир звена, внимательно
разглядывая меня, словно видя впервые, - оставить курсанта Куманичкина
после окончания училища инструктором. Как смотришь?
Вопрос чисто формальный. Любой работник училища знает: курсанты рвутся в
строевые части. Я исключения не составляю. Но командир звена знает и
другое - в армии от назначений отказываться не принято. Приказ есть приказ.
- Прошу отправить меня в часть, - выпрямляюсь я под пристальным взглядом
командира звена. И добавляю почти жалобно: - Очень прошу.
- Садись, - неожиданно мягко говорит капитан. - Садись и слушай.
Когда начальство начинает говорить мягким голосом, добра не жди: судьба
твоя решена окончательно и бесповоротно.
- Твой инструктор Карпов рекомендовал тебя как способного курсанта. Ты же
понимаешь, поднять машину в воздух - еще не значит быть летчиком. А наша
задача - не самолетом научить человека управлять - летчиком-истребителем
его сделать. Вот почему нам в училище нужны толковые инструкторы. А в
часть ты еще попадешь. Тебе лет-то сейчас сколько? Двадцать?
- Девятнадцать.
- Еще налетаешься досыта, - подытоживает капитан. И добавляет невесело: -
И, чего там скрывать, навоюешься, боюсь, тоже досыта. А назначению не
кручинься - нужная работа!
"Адова работа", - думаю я, выходя из ленинской комнаты, не без злости
вспоминая лестную характеристику, данную мне моим инструктором Иваном
Петровичем Карповым. Происходит этот разговор в конце 1939 года, когда до
выпуска моего из Борисоглебского училища имени В. П. Чкалова остается
несколько недель...
Перед войной мальчишки играли в челюскинцев и папанинцев. Перелеты
Чкалова, Водопьянова, Громова поражали воображение. Молодая страна
завоевывала пятый океан размашисто и уверенно. Мы шли в осоавиахимовские
аэроклубы и завидовали молодым парням в темно-синей форме с голубыми
петлицами. Мы темпераментно пели: "И нам даны стальные руки-крылья" и
осаждали военкоматы с просьбами направить в летные училища.
Летом 1938 года я закончил аэроклуб Пролетарского района Москвы и был
отобран для дальнейшей учебы в Борисоглебское авиационное училище
летчиков-истребителей. Итак, прощай, обувная фабрика, до свидания, Москва,
здравствуй, Борисоглебск, здравствуй, небо! Не я буду теперь завидовать
крылышкам в голубых петлицах, а мне! Я буду летать!
Увы, в училище нас всех ждало на первых порах разочарование: всю зиму шли
строевые занятия и теоретическая учеба. И никаких полетов. Теперь-то я
понимаю, что это было правильно - из "казацкой вольницы", какую мы
представляли, надо было сделать дисциплинированных, подтянутых людей. Срок
обучения был тогда чрезвычайно маленьким - год. Через двенадцать месяцев с
двумя "кубарями" в петлицах мы, молодые лейтенанты, пойдем в части и к
тому времени должны будем уметь многое - летать, принимать ответственные
решения, подчинять свои эмоции интересам дела.
Всю зиму по нескольку часов в день мы отрабатывали на плацу "налево!",
"направо!", "кругом - марш!"... Вся эта шагистика нам ужас как надоела, мы
потихоньку ворчали и только потом, спустя какое-то время, вдруг ощутили
удивительное превращение: неуклюжие, нерасторопные парни становились
подтянутыми, дисциплинированными, собранными. Наши командиры хорошо знали
свое дело - они понимали, что летчику нельзя быть расхлябанным,