"Геомар Георгиевич Куликов. Спокойствие не восстановлено (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

Скрипка, которую принес Матя, была из обычных.
- В пятницу вечерком забегу, сударик. Ты уж порадей.
В другое время Гошка возразил бы, что до пятницы срок больно
короткий, и по меньшей мере запросил бы лишний пятак. А тут промолчал и
допоздна возился на кухне со скрипкой, чтобы успеть к назначенному дню.
Мать возражала против поздних Гошкиных радений. Но их молчаливо
одобрял дед, считавший, что всякий труд на пользу, и искренне полагавший,
что все деньги, полученные от Мати, Гошка отдает ему. Только требовал:
сколько бы ни сидел вечером Гошка, утром должен вставать и работать
наравне с остальными. По счастью, не знал истинной причины Гошкиного
рвения. И сегодня, отправляясь на покой, предупредил:
- Завтра пойдешь со мной.
Желчный и сварливый дед на свой манер благоволил Гошке, хотя спуску,
как и старшему внуку, не давал. Спрашивал даже больше, чем с молчаливого,
угрюмоватого Мишки. И частенько брал с собой, как понимал Гошка, не
столько для помощи, сколько для его, Гошкиной, науки. Так повелось
издавна, и такие походы - а дед извозчиками никогда не пользовался, считая
это зряшней тратой денег, - Гошка любил.
Обычно их целью была настройка фортепиано в каком-нибудь более чем
скромном доме, где вызов другого настройщика был не по карману. Работал
дед добросовестно, с большим умением и искусством. Брал за работу
умеренно, резонно полагая тем самым увеличить свою клиентуру, в чем, надо
сказать, действительно преуспел. Всякий учитель музыки, приходивший после
деда, отмечал хорошую настройку инструмента, в результате дедово имя
попадало в два-три новых дома.
Гошка любил такие походы по двум причинам. Во-первых, шагать по улице
куда веселее, чем сидеть, скрючившись, в мастерской. Во-вторых, обычно
скупой на слова и хмурый дед в эти дни словно оттаивал. Снисходительно
терпел Гошкины расспросы, а иногда сам начинал рассказывать о разных
разностях: о Никольском и господах Триворовых, об улицах, по которым шли,
о столярном ремесле, и об искусстве починки музыкальных инструментов, и
самих этих инструментах. Дед в отрочестве и юности прошел тяжкую, однако
хорошую школу у музыкального мастера Иоганна Карловича Вайнера,
приглашенного в добрые триворовские годы следить за инструментами
тогдашнего богатого оркестра, а заодно и обучать крепостных мастеров. Дед
с усмешкой вспоминал, к каким только ухищрениям не прибегали они,
деревенские мальчишки, отданные добросовестному, но строгому немцу в
обучение, чтобы избежать треххвостки, употребляемой им в качестве
воспитательного средства.
- Зря хлеба не ел. Учил серьезно. Но больно дотошен был. Бывало, чуть
сфальшивишь, стружку лишнюю снимешь - охота ли переделывать? Заметит
тотчас, зальется свекольным цветом: <Швайн! Руссиш швайн!> Свинья, значит,
русская свинья! - раскричится. И треххвосткой. Правду сказать, пониже
спины хлестал. По лицу и рукам не бил. Однако больно - страсть Норовили
мы, понятно, реже попадать под плеть. Да ведь дело молодое, погулять
охота. Всякое случалось.
И странно, словно удовольствие доставляли деду эти воспоминания.
- Зато после эвон скольких лет за скрипку взялся и будто из рук ее не
выпускал. Про балалайки и гитары разговора нет.
Гошка любил бывать в домах, где играли или учились играть на