"Владимир Куличенко. Клуб города N (Мистическая повесть)" - читать интересную книгу автора

солнечных дня очистилась улица, стала голая, неезженая, тихая, застеленная
черными тенями. Ермил разболтал в ведре сажу в постном масле и мазал
оплетенную кованой лозой ограду во дворе, а отощавший за зиму подвальный кот
позевывал на прогнившей приступке крыльца.
Поутру я выходил во двор, здоровался с Ермилом, шел на берег реки или,
по настроению, садился в вагонную конку, запряженную постовыми лошадьми, и
ехал через весь город. Столовался я в трактире, где можно было угоститься не
только румяной гусятиной с молодым вином, которое в крепких бочонках
доставляли с речных складов, но и спросить самовар, что я и делал с
неизменным постоянством.
У трактира на грязных досках толкались юродивые, христарадники с
котомками, заглядывали ладные парни в сафьяновых сапожках, смешливые
молодухи из окрестных деревень; пили березовый квас из ушата по
двугривенному за кружку, а по вечерам то и дело отпахивалась дверь под литым
плечом какого-нибудь шатко переступавшего грузчика-ломовика и на улицу
вырывался хмельной распев:
- Жареная рыбка, маленький карась,
Где твоя улыбка, что была вчерась...
А ночами, пробудившись с необъяснимым беспричинным волнением, я
подходил к окну и видел в южной стороне неба созвездие Льва с яркой звездой
Регул...
Стремглав, в один день, нарушилась весенняя тишь - с руганью и криками
затопил берег рабочий люд, приволокли на канатах лязгающие металлом машины и
стали копать да с мерным стуком сотрясать землю: забивали сваи под древесный
склад для некоего самарского купца, удлиняли пристань.
И под этот неумолчный грохот вошли перемены в мою жизнь, которая
только-только началась налаживаться - не в смысле быта, обыденности, а в
смысле обретения душевной гармонии, успокоения. Я стал подумывать о том,
чтобы подыскать работу. В ту пору явственно ощущалось дыхание надвигавшейся
войны, повсеместно создавались курсы сестер милосердия, и эти веяния не
минули город N. Подал и я прошение о зачислении меня в качестве
преподавателя на сестринские курсы и уже имел разговор с советником,
осуществлявшим от лица земства надзор и попечительство над училищами, и
разговор этот для меня был благоприятен. Главное же, я вдруг начал
чувствовать, как здоровею душой, как всевозможные сомнения, что преследовали
меня неотступно, разрешатся сами собой. Я начинал понимать, что мною довлели
не здоровые прагматические сомнения, а болезненные рефлексии, рожденные моей
роковой раздвоенностью. Дуализм моей души представляйся трагическим; я сам
по собственной воле пытался поставить себе подножку, толкнуть в яму, в
месиво. "Но враг ли я себе? Нет, тысячу раз нет!" - так сказал бы каждый,
так говорил я и верил, что выкарабкаюсь, избавлюсь от своей половины -
своего мучителя, - вдохну всей грудью благостный воздух очищения.
Помнится, сразу после Пасхи я вновь обнаружил под дверью конверт. Я
воспринял его как новое предостережение тех сил, что не хотели уступить, и
от чьей цепкой хватки я силился избавиться. Медля, не решаясь вскрыть
конверт, я спустился под лестницу в дворницкую и спросил Ермила, не приметил
ли он того, кто поднимался поутру. Малый испуганно осенил себе крестным
знамением: "Вот-те Никола Угодник! Никого не было слыхать, барин!".
Развернув сложенный вчетверо лист бумаги, я прочел: "Милостивый
государь! Настал час раскрыть инкогнито. Ждем Вас пополудни третьего дня в