"Владимир Куличенко. Клуб города N (Мистическая повесть)" - читать интересную книгу автора

всполошенным сорочьем, зачастил кустарник. Орешины клонились, застилая свет,
и вдруг за купой зелени открылись подъездные пути, пакгаузы, вагонные депо.
Сойдя на перрон в многолюдье, я оставил поклажу у ног и покликал носильщика.
Из толпы на меня надвинулся беззвучно, как тень, Трубников.
- Здоровенько живете, Павел Дмитриевич, - собираетесь аль уже
отсобирались куда? - произнес доверительным шепотом он, как давнему
приятелю, склонившись едва ли не к самому моему уху.
"Что за бесцеремонная манера ошарашивать собеседника внезапным
появлением?" - неприязненно поморщился я и показал перчаткой на литерный у
перрона:
- Только что...
- Из Питера, стало быть... А мы в Одессу на гастроли намылились, арии
мурлыкать, - он вдруг откинул голову, картинно схватился рукой за грудь, в
горле его заклокотало, и вырвалось протяжно: - Доколь ты-ы, милая
Татьяна-а...
"Верно говорят, что дураку и грамота вредна, " - подумал я, глядя, как
он шествует к тупику, сотрясая воздух под сводами вокзала:
- Не томи родимый, не тужи меня... Дай моей отраде стать моей женой!
В теплушки загружали театральный скарб. Взвалив куль на плечо, горбясь,
Трубников поднялся по сходням в вагон, после чего, высунувшись из проема,
помахал мне картузом. Донесся далекий, приглушенный и ехидный голос:
- Не желаете подсобить, Павел Дмитрич?
"Он ее муж? - подумал я с внезапным недоумением и разочарованием. - Что
могло их связывать? Что может шептать она по ночам этому клиническому
идиоту? Как она позволяет трогать себя бесстыже грубым рукам этого мужлана в
замусоленной поддевке?"
Извозчик довез меня до дома, где во дворе я встретил Ермила, нарядно
одетого, в начищенных сапогах, со всем семейством - женой, невысокой,
смирной, незаметной, в строгом сером платье, с вплетенным бантом в косу, и
двумя пострелятами в вычищенных картузиках и накрахмаленных до синевы
белоснежных рубашечках.
- К теще на блины? - спросил я.
- Шутить изволите, Павел Дмитриевич? Тут дело сурьезное - к бабке
Алевтине за советом идем.
- Что еще за бабка?
- Как вам сказать - вы только не насмехайтеся... Провидица она, из села
Чистополье, - верно судьбу сказывает.
- А детей для чего берешь?
- Василек по ночам полохает, на головку жалуется... А бабка Алевтина,
окромя всего прочего, хвори уговором изгоняет.
- Прямо не бабка, а чародейка!
- Вы не смейтеся, Павел Дмитриевич... Сами бы сходили - народ ее
почитает. Она и вам подсобила бы, отселе недалече.
Оставшись один в комнате, я запер дверь на щеколду, заварил чай и
закурил трубку. Меня задели последние слова Ермила. Отчего он решил, что я
нуждаюсь в участии? Стало быть, мое лицо, выражаясь по-книжному, выдает
болезненные метания души? Но я всегда гордился своей выдержкой - что-то
унизительное было в сочувственном голосе дворового. Плевать! Какое мне дело
до Ермила? Ведь мне до самого себя нет дела, ни малейшего интереса не
испытываю к собственной персоне, я устал от самого себя. Я полагал, что,