"Александр Кулешов. Черный эскадрон (Сб. "Мир приключений" 1987)" - читать интересную книгу автора

побитыми лампочками... Мразь!
Когда на совсем глухой улочке оказались, я ускорил движение, обогнал
Маруччи, притормозил и, выйдя из машины, предъявил свое удостоверение.
- Патруль, - говорю, - проверка документов. Вы Пеликоне?
Он сначала испугался, по-моему, даже бежать хотел, потом успокоился.
- Какой я Пеликоне! Я Маруччи. Вот мои документы, - сует мне.
- Маруччи, - с сомнением качаю головой и, достав из кармана какую-то
картонку, перевожу взгляд с нее на него. - А вот у нас фото Пеликоне, и уж
больно вы на него смахиваете.
- Да бог с вами, - бьет себя в грудь Маруччи. - Не Пеликоне я. Вот же
документы, и фото там мое есть. Вы сравните, сравните!
- Вот что, - говорю, - поехали в участок, там разберемся.
- Да чего разбираться, вы только взгляните! Я же...
- Поехали, - беру его за руку, - если ошиблись, на машине домой отвезем,
по такому дождю только выиграешь - давай залезай.
Тем временем О'Нил пересел за руль, поднял воротник плаща, в машине темно,
так что Маруччи его не узнал. Продолжая возмущаться, залез со мной на
заднее сиденье, и мы поехали. Я надел ему наручники, объяснил:
- Таковы правила, уж не взыщи.
И вот, когда мы выехали на главную улицу, где от огней светло как днем, он
в какой-то момент увидел в зеркальце лицо О'Нила и сразу все понял.
Знаете, я никогда не думал, что человек может до такой степени измениться
буквально за долю секунды. Постареть на двадцать лет.
Маруччи ссутулился, лицо стало белее бумаги, губы обвисли, глаза потухли.
Он тяжело задышал, словно запах неминуемой смерти душил его. Да, да,
смерть имеет свой запах, и он почувствовал его.
Некоторое время катили молча. Я внимательно слежу за ним, как бы он
чего-нибудь не выкинул. Он сидит и молчит.
И вдруг я слышу его хриплый шепот:
- Ребята, у меня есть деньги - две тысячи. Я отдам
- Где они у тебя? - спрашивает О'Нил, - может, в твой банк заедем или у
тебя чек, как тот?
- Да нет, - бормочет Маруччи, - с собой они, вот в этом кармане, в верхнем
внутреннем, можете проверить, я все отдам. А потом еще столько же донесу
завтра, скажите, куда, клянусь, принесу. Я клянусь...
Теперь он торопится, захлебывается словами, чего-то обещает, в чем-то
уговаривает, объясняет.
Я не слушаю. Мне вдруг сделалось противно и тоскливо. И эта ночь с ее
чертовым бесконечным дождем, и этот трусишка, жулик, убийца, подонок,
который старается нас разжалобить, а сам наверняка никого никогда не
жалел, и даже О'Нил с его бычьей шеей, застывший, словно цементная глыба,
на переднем сиденье... Ну их всех к дьяволу!
- Слушай, - говорю я О'Нилу, - ну его к дьяволу!
Но, перехватив в зеркальце взгляд моего коллеги, умолкаю. Мне делается не
по себе. Я определенно не хотел бы оказаться на месте Маруччи.
Мы выезжаем на загородное шоссе.
Теперь Маруччи замолк окончательно. Он еще жив, но и уже мертвец.
С полчаса мы колесим по проселку, наконец подъезжаем к какой-то глубокой
яме, заброшенному песчаному карьеру или выработке, уж бог его знает что
это. Видимо, О'Нил присмотрел это место заранее.