"Алексей Николаевич Кулаковский. Белый Сокол " - читать интересную книгу автора

окостеневшее тело и осторожно опустили в могилу. Когда насыпали желтый
холмик, санинструктор поднял с земли обгоревшую дощечку, соскоблил с нее
надпись карателей и задумался.
- Как же ее звали?.. - Его недоуменный взгляд остановился на
Вихореве. - И узнать не у кого...
Ничего не мог сказать и Виктор. Тогда санинструктор разыскал в своей
полевой сумке огрызок химического карандаша, смочил белую сторону дощечки
березовым соком, который сочился из свежих ран после недавно срубленных
веток, прижался к тихой, печальной, будто плачущей от жалости березе и
написал: "Твоя смерть - твое бессмертие!" Положил дощечку на два камня на
могиле и закрепил ее сверху третьим.
С грустью покидали могилу под березой. Виктор с тоской и болью думал,
что почти не представляет лица этой женщины: сначала дощечка закрывала его,
а потом невольно отводил глаза в сторону, потому что невыносимо тяжело было
смотреть на синее, искаженное от боли и мук пятно, что когда-то было женским
лицом. Даже возраста мученицы нельзя было определить.
Остро и жгуче кольнуло в сердце: "А может, это родная сестра?.. Фигурой
женщина напоминала старшую сестру, учительницу, работавшую в недалекой
отсюда сельской школе... Ведь такое могло случиться и с ней?.."
Часто мучают теперь его страшные мысли. Одна осталась мать в
деревенской хате, со всех сторон окутанной зеленью садовых деревьев и
кустами ягод. Младший брат - студент - вряд ли успел добраться домой из
Минска... Его, скорее всего, мобилизовали по пути, хотя по годам еще не
подошло время идти в армию.
Мать ждет сыновей, если сама жива... Если бы дошли до нее вести о
победе под Сталинградом, ей легче стало бы ждать...


Голос палатной сестры перебил горестные воспоминания:
- А почему вы в горячке все какого-то Сокола звали? То сына, то Сокола.
И порой так громко, что все в палате просыпались.
Неужели такое могло быть в тифозном бреду? Наверно, могло. Как только
наступало очень трудное время на фронте и жизнь висела на волоске,
вспоминался белый Сокол. Появлялась шальная надежда, что он вдруг явится и
спасет, вынесет из-под огня - хоть раненого, хоть чуть живого. Пусть даже и
неживого, только бы не оставил врагу. А мысли о сыне, который должен
родиться или уже родился, укрепляли веру в счастливый исход. Не может отец
погибнуть, совсем исчезнуть, если у него есть сын... Если родился и растет
наследник, который ждет своего отца и верит, что отец вернется с победой...


Так думалось тогда в госпитале. Но и впоследствии белый Сокол, как в
чудесной сказке, появлялся в памяти. И прибывало решительности, крепли силы,
когда порой они были уже почти на исходе.
...Не догнал Виктор своих однополчан после выписки из госпиталя, не
двинулся сразу под Берлин, как мечтал, лежа на госпитальной койке, а с
маршевой ротой, сформированной в запасном полку, оказался под Понырями, его
взвод занял оборону на самом переднем участке Курской дуги. Сокол снился ему
в часы ночного отдыха в двухнакатном блиндаже с земляными нарами,
застланными травой с сухим пахучим чебрецом. Такие спокойные ночи, редкие в