"Власть молнии" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег Евгеньевич)

Глава IX. ПРИНЦ И ЕГО ПЕРВЫЙ МИНИСТР

Ну и повезло Читрадриве! На такой оборот дела он и надеяться не смел, но поди ж ты – свершилось! Это было как раз то, что нужно…

Читрадрива всецело посвятил себя великой миссии освобождения своего народа из плена предрассудков и превращения анхем в высшую мировую силу, господствующую над другими народами. Задача была, надо признать, грандиозная и, на первый взгляд, для простого человека непосильная, тем более что вредные предрассудки поддерживались отчасти самими анхем. И хотя Читрадрива не был простым человеком, всё равно управиться с таким делом очень сложно.

Ведь почему организованное им тайное общество продолжало оставаться тайным? Не только потому, что до поры до времени гохем не должны знать о его существовании. Раскрываться перед соплеменниками также было рискованно. Мало кто из представителей старшего поколения верил Читрадриве и его сподвижникам. Анхем предпочитали оставаться презренными гандзаками, отделёнными от остального мира непереходимой чертой оседлости. Такова-де судьба гонимого народа, а судьбу не переспорить. Вот если бы кто-нибудь влиятельный встал на сторону новаторов…

И вот, как гром среди ясного неба, является живой насехэ, если не друг, то уж во всяком случае единомышленник Читрадривы, так же, как и он, одержимый поисками таинственной Риндарии!

Да, с Карсидаром далеко не всё ясно. Скорее наоборот – почти ничего не ясно. Однако сомнений нет: он анах, как и Читрадрива, как любой из его народа. Когда Карсидар был маленьким, он называл себя шлинасехэ и звал свою имху, как и все другие дети-анхем. И также нет сомнений в том, что он знатного рода. Насехэ. Принц.

Правда, принц, потерянный для рода. Возможно, он был незаконнорожденным или полукровкой, как Читрадрива. Думать так было немного лестно, но в то же время опрометчиво. Кто знает, что произошло с Карсидаром на самом деле…

Тем не менее, он настолько привык к титулу, что считал его своим вторым именем. Это могло произойти лишь в случае, если взрослые называли так маленького мальчика постоянно, следовательно, они признавали его происхождение. С другой стороны, Читрадрива ничего не слышал о пропавшем сыне предводителя рода. Такое примечательное событие вряд ли прошло бы мимо его внимания. Определённо, тут не сходились концы с концами!

Впрочем, было одно интересное предположение, слишком фантастичное, чтобы оказаться правдой, но расставляющее всё на свои места. Ведь из-за чего возникают сложности? Ребёнок теряется, его не могут найти, хотя искать должны, и тщательно. Тем временем мальчик сам, без какой-либо посторонней помощи достигает гор, запросто проникает в Риндарию, в которую никто больше пробраться не может; живёт там некоторое время, затем вновь возвращается. Здесь он попадает в Толстый Бор, теряет память, попадает в обучение к безвестному мастеру и превращается, наконец, в Карсидара…

М-да. Два перемещения из страны в страну – пожалуй, многовато. И это при том, что нет достоверных рассказов о переходах в Риндарию и обратно других людей! Но если хотя бы на минуту предположить, что Карсидар пересёк таинственную границу всего лишь однажды…

Правда, это означает, что самодовольные гохем полностью правы, и загадочная Риндария действительно заселена колдунами-гандзаками. Вот именно – раз пришедший оттуда мальчик говорит на искажённом анхито, другого вразумительного объяснения попросту быть не может!

И тут как раз самое время задуматься над тем, откуда взялись анхем. Это ведь в самом деле настоящая загадка. Просто никому нет дела до её разрешения, а если подумать…

Всякое болтают про анхем: и что они сотворены-де злыми чертями на погибель добрым людям; и что они как-то согрешили перед одним из главных богов, за что были прокляты на веки вечные; и что они обречены на земные страдания и бесконечные скитания за самовольное похищение небесных свитков, где записаны все-все возможные заклинания и сокровенные знания…

А сами анхем разве придумали легенды лучше этих глупых россказней?! Наиболее мягко и красиво звучит версия, что некогда они сошли на землю с неба. Кстати, Читрадрива всячески обыгрывал эту версию в своих речах, стараясь подчеркнуть особую миссию своего народа и его изначальную возвышенность над остальными.

Но нельзя не признать следующего простейшего и очевиднейшего факта: на самом деле никто достоверно не знает, откуда взялись анхем как народ! Они были всегда. Всегда были колдунами. Изгоями, отделёнными от «нормальных» людей чертой оседлости.

И вот, если хотя бы на минуту предположить, что давным-давно мальчик, ставший впоследствии мастером Карсидаром, пришёл из загадочной страны Риндарии, почему бы таким же точно путём не попасть сюда целому народу?! Пока что всё сходится: как прародители современных анхем не смогли найти дорогу обратно, так же не вернулся и мальчик, ставший Карсидаром… Хотя назад его тянуло! Недаром он затеял эту экспедицию.

И отличие налицо: у их маленького отряда есть шанс отыскать вход в Риндарию, потому что рядом с Карсидаром оказался Читрадрива, способный вовремя догадаться, что именно и как следует искать, а у прародителей анхем такого Читрадривы, по всей видимости, не было.

И неудивительно: видно, для того пришло время. Анхем верят в судьбу, как никакие другие народы. А с точки зрения веры в судьбу, в высшее предначертание, Карсидар не просто так нашёл Читрадриву. Ведь покойный мастер Ромгурф мог и не рассказать ему о друге-гандзаке! Значит, их встреча была предрешена высшими силами. И время для неё предопределено заранее.

Колдовство, да и только. По крайней мере, любой гохи решил бы именно так. Глупцы, глупцы… А он просто молодчина! Умница Читрадрива!

Гандзак удовлетворённо потёр руки. Пока всё идёт замечательно. Дело за малым – осталось склонить Карсидара на свою сторону. Это не так трудно, как кажется. Карсидар совсем растерялся от свалившихся на его голову неожиданностей и вряд ли станет сопротивляться. А если он будет заодно с Читрадривой, то в рядах возглавляемого им тайного общества наконец появится самый настоящий насехэ. И путь к победе открыт, ибо тогда уже никакие скептики не посмеют ругать молодёжь, которую не устраивает традиционное положение дел. А если к «принцу» прибавить ещё кое-что…

Читрадрива расстегнул кармашек пояса (в котором, согласно клятвенным заверениям Квейда, хранились опаснейшие колдовские принадлежности) и извлёк оттуда золотой перстень с довольно крупным небесно-голубым камнем.

Между прочим, штучка что надо. Почище всяких там отравленных игл и прочей дребедени, от которой на самом деле ни вреда, ни пользы. А с помощью перстня при желании можно горы свернуть. Правда, он не пробовал. То есть, пока не попробовал…

Карсидар поначалу не хотел давать Читрадриве перстень. Дескать, это его собственная вещь, сбережённая Векольдом. Может быть, с помощью перстня удастся отыскать его настоящих родителей… если они живы. Мать его точно была убита «хэйлэй-габир», загадочными солдатами-рыцарями, это Карсидар вспомнил отчётливо. (Кстати, обдумывая на досуге рассказ приёмных родителей Карсидара о его детстве, Читрадрива сообразил, что поскольку слово «габир» на анхито изредка употребляется в значении «очень сильный», «хэйаль-габир», или «хайаль-абир» – на искажённом анхито Риндарии, может означать просто-напросто «могучий солдат»).

В ответ на протесты Карсидара Читрадрива резонно возразил, что о поисках родителей или родственников говорить ещё рано, сначала нужно попасть в Риндарию; а пока суд да дело, он попытается изучить перстень. Если серьга настолько «умная», что охраняет Карсидара, не означает ли это, что и другая вещь, вынесенная из Риндарии, также имеет скрытые свойства?

Карсидар некоторое время колебался, но в конце концов уступил, видимо, понимая, что Читрадрива управится с колдовским амулетом гораздо лучше, нежели он.

И Читрадрива убедился в справедливости своих ожиданий, едва надел перстень. Это было нечто невообразимое! Окружающий мир мигом пробороздили мириады трещин, тончайшая паутина перебросилась с вещи на вещь, с предмета на предмет, проникла вглубь. И одновременно создалось впечатление, что вместе взятые паутины образуют как бы невесомые туманные столбы, которые смыкаются на голубом камне и, несмотря на огромную толщину, входят в него…

Читрадрива понимал, что ему пригрезились вещи невозможные, даже противоестественные. Тем не менее, ощущения были настолько реальными, что он готов был поверить в их истинность вопреки чувствам, даже вопреки голосу разума, все проявления которого он очень ценил. А когда Читрадрива повёл рукой и паутинные столбы задрожали, завибрировали, создалось ощущение, что мир сейчас рухнет, обратится в горсть праха, из которой был создан богами несчётное количество лет назад. И он тотчас сорвал перстень с указательного пальца, словно это было ядовитое насекомое, а не изделие неведомого колдуна-ювелира. С такой штучкой лучше вести себя поосторожнее, не то беды не оберёшься. А вдруг и в самом деле – одним мановением руки можно обратить весь мир в пыль?..

Теперь же он спокойно разглядывал перстень. Ослепительное южное солнце играло на гранях камня, проникало внутрь, порождая сонмы мельчайших искорок… Получалась та же сеть паутинных трещин, только сосредоточенная в замкнутом объёме. Странно.

От безмолвного созерцания игры света в глубине камня Читрадриву оторвал хлопок входной двери. Он вздрогнул и посмотрел в сторону дома.

Это было зрелище! Впереди всех стоял и растерянно озирался по сторонам величайший из современных, непревзойдённый мастер Карсидар, при одном взгляде на которого было ясно, что самое горячее его желание – выскочить из собственной кожи и бежать в необитаемую дикую пустошь на край земли, а не в какую-то там Риндарию. Ведь это тоже страна, населённая людьми, пусть и колдунами. Значит, и там возможна семья и прочие связанные с ней «прелести жизни». А всё потому, что за его спиной стоял эскорт, следовавший за ним по пятам уже двое суток к ряду. Непереносимее всех была Эдана, Векольдова жена, готовая сдувать со своего ненаглядного Шелиха даже микроскопические пылинки. Сам старый оруженосец был несколько более сдержан, хотя и по его отвисшим усам время от времени стекала непрошеная слезинка.

Но вот уж кто плохо относился к великовозрастному найдёнышу, так это второй приёмный сын виноградарей, Чаток. Путники находились здесь уже третьи сутки, и этот неотёсанный малый хмурился оба дня и, верно, обе ночи (вряд ли он спал хоть пару часов). Поздно вечером накануне у него с Карсидаром состоялся нелёгкий разговор. Чаток спросил прямо и откровенно, собирается ли он осесть в Толстом Бору, а если не собирается, то когда исчезнет отсюда вместе с остальными. В общем, этот болван всерьёз опасался, что Карсидар захочет посвятить остаток жизни виноградарству и может претендовать на часть его, Чатока, законного наследства.

Идиотизм, полнейший идиотизм! Парня абсолютно не интересовало то обстоятельство, что, с юности приучаясь к вольному, даже в некотором роде вольготному образу жизни, мастера практически никогда не оседают на одном месте. Смерть среди чистого поля в седле, в бою, считается для них делом настолько обычным, что её описание вошло во все песни и поговорки. Тот факт, что периодически превращавшийся в почтенного трактирщика Пеменхат выглядел на фоне других белой вороной, был исключением, только подтверждавшим общее правило. А тут – осесть на виноградниках! Надо же…

Кроме того, разговор оказался бессмысленным. Несмотря на твёрдые заверения Карсидара, Чаток не очень ему верил. То ли он слишком сильно любил виноградники, то ли слишком высоко ценил честь стать наследником Векольда, однако втайне оставался при своём мнении: едва отъехав от Толстого Бора, Карсидар способен передумать, повернуть назад и оттяпать свою долю. Поэтому продолжал следовать за ним по пятам, бросал на него сердитые взгляды исподлобья и что-то бормотал себе под нос. Не помогло даже то, что отец велел парню отправляться на работу. Чаток отвечал, что батраки и без него управятся, Векольд начинал злиться, парень грубил… В общем, ничего хорошего.

А Эдана словно ничего не замечала, радуясь вновь обретённому сыну. Её не интересовало то, что Шелих успел забыть всё приключившееся с ним до падения в реку, вырасти, стать взрослым мужчиной, непревзойдённым мастером Карсидаром, что у него теперь новые, совершенно чуждые ей интересы, необычные, зачастую опасные друзья… О, женщины, женщины! О, материнская любовь!

Но если хорошенько рассудить, все эти всплески эмоций дали неожиданный результат: отношение Пеменхата к Карсидару и Читрадриве понемногу, почти неуловимо изменялось, причём определённо в лучшую сторону. По идее, всё должно было случиться как раз наоборот – ведь теперь стало ясно, что Карсидар, он же шлинасехэ Шелинасих, он же маленький Шелих, явился сюда прямиком из страны колдунов. Более того, при наличии некоторой сообразительности можно было заподозрить, что он не просто пришёл оттуда, но и родился там. Урождённый колдун – и вдруг лучший из мастеров! Почти такой же легендарный, как сам Пеменхат!

Однако, благодаря этому обстоятельству, взгляды почтенного Пема на обитателей Риндарии изменились. Кажется, он понял: колдун такой же человек, как и остальные. Колдуны тоже рождаются, растут, совершенствуются в своём искусстве… даже могут стать мастерами – и не только в колдовстве. А если у них бывают дети, значит, и семьи у них есть, и свои человеческие отношения. Да, да, да! Колдуны точно такие же люди, как и прочие. Не очень-то понятно, кем виделись они Пеменхату прежде – злобными человеконенавистниками, трупоедами, отвратительными чудовищами или духовными гиенами. Теперь же он смотрел на них, как на обычных людей. Кажется, это был шанс наладить более или менее нормальные отношения в их отряде и, по крайней мере, мирно дойти до Риндарии. И то неплохо. Но сейчас не это главное. Всё это мелочи. Читрадриве предстоял серьёзный разговор с Карсидаром – пора вербовать в свои ряды настоящего насехэ, то бишь принца.

Поэтому, бросив последний взгляд на лучившийся искристым светом камень перстня, Читрадрива спрятал его обратно в кармашек пояса и направился к дому, где Эдана совала в руки Карсидару громадную гроздь лилового винограда, а тот лишь слабо отнекивался, утверждая, что терпеть его не может и признаёт пригодным к употреблению лишь один виноградный продукт – вино. При этом Векольд молча похлопывал его по плечу, как бы подталкивая к согласию, а Чаток нервно цыкал сквозь стиснутые зубы.

– Бери виноград, и пойдём. Разговор есть. – По своему обыкновению Читрадрива действовал прямо, без всяких уловок.

– Вот и я говорю, чтобы взял, – женщина послала Читрадриве застенчивую улыбку, благодаря за поддержку.

– Если не мать даст, то кто ж ещё, – поддакнул Векольд, но тут же перевёл разговор на интересующую его тему:

– Тем более, что вы уходить собрались, как я понял. Не знаю, в какие далёкие земли вы забредёте, а такого винограда, как у нас, в Толстом Бору, не сыскать нигде.

– И ты так любил его, когда был маленьким! – умилённо заворковала Эдана. – Бывало, выбежишь из дома сюда, на это самое место и как крикнешь: «Има, давай анавим!» Забавное такое слово. И ножкой так забавно топал…

«Да, анвем – это виноград», – подтвердил мысленно Читрадрива.

«Но я действительно не люблю его», – подумал Карсидар.

«Неважно, всё равно возьми», – велел Читрадрива, а вслух сказал:

– Ты прав, почтенный Векольд, мы действительно собираемся в дорогу, поэтому нам нужно кое-что обговорить.

Эдана огорчённо вздохнула, губы Чатока дрогнули, хотя так и не сложились в довольную ухмылку. А старик медленно проговорил:

– Ну, не знаю, не знаю… Могли бы подольше задержаться, дорога от вас никуда не убежит…

И добавил оживившись:

– А теперь идёмте к столу. Жена таких лакомств наготовила! Шелинасих… то есть Карсидар… Давай. И ты заходи, Дрив. Как-никак, прощальный обед получается.

– Ничего, мы ещё поужинаем сегодня и завтра с утра поедим, – поспешил утешить его Карсидар, но старик отвернулся и пробормотал что-то неразборчивое.

– Идите, идите, – сказал Читрадрива. – Мы скоро присоединимся к вам. А пока позовите к себе Пеменхата, он никогда не против того, чтобы поесть.

– Да, конечно, – отозвался Векольд и скрылся в доме.

За ним последовали Чаток и Эдана.

– Хорошие они люди, – протянул задумчиво Карсидар. – Жаль, что так неловко получается: утратили они сына, сколько лет уже прошло, вдруг он нашёлся – и раз! Уезжать пора. Вновь сын исчезает.

Кажется, ситуация не на шутку растрогала его.

– Надеюсь, всё случившееся не повлияет на твоё первоначальное решение отправиться на поиски Риндарии, – спокойно сказал Читрадрива, взял из рук Карсидара гроздь винограда, принялся отщипывать ягоды и отправлять их одну за другой в рот. – Гм, неплохой сорт… Что ты скажешь на это?

– Ты про Ральярг или про виноград? – спросил Карсидар, рассматривая собеседника в упор.

– Про Риндарию, ясное дело. – Читрадрива повернулся, зашагал по тропинке, ведущей к колодцу и мотнул головой, приглашая следовать за собой. Вот сейчас самое время приступать к серьёзному разговору, решил он и сказал:

– Только вот что, насехэ, пора бы тебе начать называть вещи своими именами. Проще говоря, изучить анхито и обычаи твоего народа. А по-нашему никакого Ральярга нет, по-нашему есть Риндария. Ты понял, мой принц?

Всем нутром он ощутил, как в душе Карсидара медленно закипает гнев. Правда, он так и не разразился горькой тирадой. Карсидар мог протестовать в замке светлейшего князя, когда на основании промелькнувшего в его мозгу туманного видения Читрадрива впервые заподозрил в нём урождённого анаха. А сейчас крыть нечем, правда налицо – он действительно насехэ.

Карсидар долго не отвечал, а когда наконец совладал с возмущением, произнёс сдержанно:

– Во-первых, не называй меня на свой манер, гандзак. Для этих людей я могу быть Шелинасихом, ладно уж, они меня растили некоторое время. Но ты… для тебя… Не надо, ладно? А во-вторых, у нас есть дела поважнее. Я тут перекинулся парой словечек с Векольдом…

– Знаю, знаю, – бросил Читрадрива, лениво пережёвывая виноградинки. – Он же только что уговаривал нас задержаться. Эдана тужит за милым приёмышем, которого она рискует утратить почти сразу после того, как нашла, а Чаток ждёт, не дождётся, пока ты пересечёшь границу княжества. Да и после этого, думаю, долго не будет спокойно спать по ночам. Всё это довольно предсказуемо, а потому малоинтересно.

– Я, кстати, не о том, – процедил сквозь зубы Карсидар. – Я пытался разузнать у него что-нибудь про вход в Ральярг.

– И что? – с иронией в голосе спросил Читрадрива.

– Да ничего. – Карсидар вздохнул. – От одного намёка, что мы ищем загадочную страну, Векольда аж перекосило.

– Ещё бы! Так он тебе и скажет про Риндарию. Это же страна колдунов, как ты не понимаешь!

– Так оно и было, – подтвердил Карсидар. – Я пробовал возразить, что я родом оттуда, поэтому, мол, мне и надо вернуться. Да только он ответил, что неизвестно, почему и от кого я бежал, когда был ребёнком. Значит, в Ральярге не так безопасно, как может показаться.

– Вот видишь, он не собирается говорить, – хмыкнул Читрадрива.

– Но его сын собирается.

Читрадрива остановился, повернулся на каблуках и удивлённо воззрился на Карсидара. Однако в недоумении он пребывал всего несколько секунд, затем рассмеялся, размахнувшись зашвырнул оставшуюся от виноградной грозди обглоданную веточку подальше в кусты и воскликнул:

– Как же, как же! Чатоку не терпится избавиться от новоявленного претендента на наследство. Тоже мне доброжелательный помощник!

– Зато дорогу покажет. Насколько я понял, мы отклонились на запад, но совсем-совсем немного. Начало тропы, ведущей туда, лежит всего в нескольких часах перехода от ближайшего виноградника…

– …собранный с которого урожай нас непременно заставят сейчас попробовать, – с невинным видом заметил Читрадрива, закатил глаза и причмокнул, изображая удовольствие. И почувствовал, что Карсидара буквально замутило от отвращения.

– Вот именно. К этому я и веду, – сказал он веско и смерил собеседника взглядом с головы до ног. – Ты терпеть не можешь винограда, который в детстве так любил. Ты боишься воды после того, как едва не утонул. До недавнего времени ты вообще не мог говорить о серьге, которую тебе нацепили в детстве. Ты был не в силах связно объяснить, отчего тебя тянет в Риндарию. И от некоторых слов на анхито у тебя жутко болела голова. И поначалу Векольд с женой были тебе очень неприятны. Как думаешь, что тут общего?

– Что общего? – Карсидар надолго задумался.

Осторожно проследив за его мыслями Читрадрива усмехнулся и, сжалившись над ним, наконец сказал:

– Так вот, общее здесь может быть только одно. Я полагаю, что серьга в ухе охраняет не только других от тебя, но и тебя от других. Вернее, тебя от слишком сильного нервного напряжения. Сам подумай: маленький принц спасается из Риндарии бегством, потеряв мать и всех близких ему людей. Он каким-то образом попадает в предгорье, которым заканчивается на юге Люжтенское княжество и прибегает в Толстый Бор. Здесь он осваивается у чужих людей, понемногу изучает их язык; но как только жизнь налаживается, на хутор нападают дикари, мальчишка бежит от них, падает в реку, его выносит течением в Зальду, плывя по которой он достигает южных областей Орфетана… Верно, ты барахтался в воде целые сутки.

– Не знаю. Мой учитель нашёл меня на берегу. Я лежал по пояс в воде, вцепившись мёртвой хваткой в какое-то бревно. Мы мало говорили об этом случае, но, судя по словам учителя, я был едва жив… – Карсидар умолк и смущённо кашлянул. Очевидно, воспоминания до сих пор давались ему с огромным трудом.

– Всё верно, – кивнул Читрадрива. – Итак, получается, маленький мальчик дважды за довольно короткий срок подвергался смертельной опасности, не считая остальных «мелочей». Серьга рассудила…

Он пристально посмотрел на Карсидара, проверяя, какое впечатление произведёт на него одушевление колдовского с точки зрения гохи предмета.

– Серьга рассудила, что мальчику не снести такой нагрузки, и вычеркнула из его памяти все опасные переживания. Под опасными я понимаю такие, которые могли бы привести к воспоминаниям о реальной угрозе для жизни. Любил ли ты виноград, имху Эдану или боялся утонуть, тебе нельзя вспоминать ни про то, ни про другое, ни про третье. И вот ты уже не любишь ни виноград, ни эту женщину, а боязнь перед глубокой водой у тебя ещё усилилась! Так же точно ты забыл, что случилось с твоими близкими и откуда ты родом. В противном случае ты бы вспомнил всадников-убийц и…

– А вот тут получается неувязка, – перебил его Карсидар. – Как же я смог стать вольным мастером, если возненавидел оружие?

– Вспомни, с каким трудом давалось тебе обучение. Вспомни, как ты призывал смерть на свою несчастную голову – и поймёшь, как нелегко досталось тебе искусство владения мечом. А то, что ты всё же стал лучшим из лучших, говорит о твоих замечательных задатках. Хоть мы ничего не знаем о твоём отце, я с уверенностью могу сказать, что он наверняка был великим воином.

– Может быть, может быть, – нехотя согласился Карсидар.

– Наверняка так, – твёрдо сказал Читрадрива. – Но интересно то, что, происходя из среды анхем или народа, близкого к нашему, ты должен относиться к нам с неприязнью. И между прочим, так оно и есть. Вот ты обижаешься, когда я называю тебя анахом или величаю титулом насехэ, а зря. Потому что ты действительно принц.

– Но… – попытался возразить Карсидар.

– Никаких «но»! Взрослый может лгать, ребёнок – навряд ли. Поэтому прекрати, наконец, упорствовать, мой принц.

– Но допустим, ты знаешь, что я… Ну-у… В общем, принц или что-то вроде того, как ты говоришь, – уступил Карсидар. – Ладно. Но какой от этого прок? И как доказать это остальным?

– Это уже дело другое. Пусть тебя волнует что-нибудь более приятное, например, изучение анхито или наших сказаний.

– Но к чему мне это? – Карсидар был крайне изумлён.

Читрадрива решил, что он уже в достаточной мере «измаринован» намёками, пора наконец приступать к основному, а потому сказал:

– Так вот, мой принц, я могу открыть тебе небольшую тайну…

В течение следующего получаса Читрадрива излагал Карсидару свои планы насчёт постепенного выдвижения из среды анхем созданной и возглавляемой им молодёжной группировки, сосредоточения власти в их руках, а затем установления справедливого господства гандзаков над всем миром. Закончил он свою пламенно-восторженную речь следующим пассажем:

– Сейчас анхем не живут, а влачат жалкое существование под пятой других народов, гонимые, презираемые, оплёванные и оклеветанные молвой. Они и шагу не смеют ступить за черту оседлости, которой мир отгородился от них. Пора нам выйти за её пределы и установить своё справедливое господство от края до края земли. Согласен ли ты со мной?

Нельзя сказать, чтобы Карсидар пришёл в восторг от блистательных перспектив, нарисованных Читрадривой. Ну, ничего, это он сначала не в восторге…

– Знаешь, а ведь это… – Карсидар скрестил руки на груди и нервно забарабанил пальцами по бицепсам, напрягшимся под курткой. – Это попросту глупо!

– Почему? – удивился Читрадрива.

– Бывали и прежде случаи, когда короли рвались к господству над миром. Бывали, и не раз. Только уже давно, – пояснил Карсидар и добавил разочарованно:

– Собственно говоря, к этому стремится каждый монарх. Безнадёжное занятие. Не ты первый, не ты последний.

Читрадрива лишь презрительно хмыкнул.

– Это история королей-гохем. Среди них не было ни одного нашего. А легенды, между прочим, гласят, что у анхем были прежде свои собственные правители, и жилось при них хорошо и справедливо.

– Легенды… Сказки всё это. А сказки врут! – запальчиво воскликнул Карсидар. – Не бывает абсолютно хороших и добрых правителей. Не тебе, гандзаку, это утверждать, не мне, мастеру, слушать. Даже самый мелкий барончик, который и в подмётки не годится королю, способен содрать с живого гандзака шкуру. Помнишь, как тебя покойный Ромгурф из темницы вытащил? То-то! Да и мастера у владык не в почёте. Моя голова вон целую кучу золота стоит, Пеменхат считать устал. Думаешь, если князь Люжтенский нас хорошо принял, то и все они такие? А как же Торренкуль? За какие-то полчаса нас объявили вне закона и подожгли, как лисиц в норе! Разве забыл? Вот такие они, правители. Одной рукой ласкают, другой жилы выматывают. Понял?

– Понять-то я понял, много ума тут не требуется. – Читрадрива провёл рукой по ветвям ближайшего куста, помолчал и сказал спокойно:

– В общем, всё ясно. Болван ты, мой принц.

– С чего это ты взял? – насмешливо спросил Карсидар, пытаясь скрыть обиду под маской иронии.

– Да так… – Читрадрива повертел в воздухе растопыренной пятернёй. – Ты тут рассуждаешь о королях вообще, а не в частности. А представь только, что на трон сядет не какой-то там неизвестный тебе злобный тиран, а… ты сам.

– Я?! – изумился Карсидар. – Я взойду на трон?!

– Ты. Кто же ещё? – по-прежнему спокойно продолжал Читрадрива. – Или ты до сих пор ничего не понял? Ведь ты принц.

– Глупости. Я мастер Карсидар, не более того.

Читрадрива презрительно ухмыльнулся:

– Вот же довелось увидеть человека, которому предлагают неограниченную власть, а он от неё отказывается! Неужели ты серьёзно?

– Вполне, – твёрдо ответил Карсидар.

– Но разве тебя устраивает этот мир? Разве тебе не хочется сделать так, чтобы он стал хоть на каплю справедливее, лучше, добрее, честнее? А ведь ты можешь, мой принц. Стоит тебе захотеть…

– Ну, знаешь ли, если я болван, то ты глупый мечтатель! – презрительно фыркнул Карсидар. – Это как же ты переделаешь мир? Издашь закон, по которому запрещается обижать слабых, что ли? Мастера занимаются изредка и такими делишками, да только не слыхал я, чтобы дворяне приветствовали их усилия. Вот я подшутил не так давно над сборщиком налогов в Бендри, и что? А просто виконт назначил за мою голову какую мог награду! Вот тебе и справедливость.

– Ладно, не будем заниматься взаимными оскорблениями, выдумывая друг для друга всякие обидные прозвища. – Читрадрива отломил от куста веточку, скомкал, швырнул под ноги, затем расстегнул кармашек пояса, ловко вытащил перстень и, поигрывая им перед носом Карсидара, сказал:

– Но про эту штуку ты всё же забыл. И если бы не моё предыдущее обещание, я назвал бы тебя болваном вторично. Да простит меня мой принц… – и он отвесил шутливый поклон.

– При чём здесь кольцо? – Кажется, Карсидар действительно не понял всего. – При чём колдовство?

Из вежливости Читрадрива не стал рыться в его мыслях, а просто сказал:

– Это, шлинасехэ, власть, притом огромная. Это колоссальное могущество. Если ты станешь королём, то воспользуешься властью и могуществом, чтобы покарать недовольных и отступников.

– Но ты пока не разобрался, как действовать перстнем.

Произнося эти слова Карсидар вздрогнул. По застарелой привычке он всё ещё побаивался колдовства – или, по крайней мере, того, что невежественные люди считали колдовством.

– Дай срок, и разберусь, – парировал Читрадрива.

– Да и как меня признают? Допустим, ты знаешь, что я этот… насехэ. А другие ведь не знают.

– Опять ты за своё! – У Читрадривы слегка дёрнулся уголок рта. – Повторяю: дай срок, и признают. Кроме того, перстень может помочь и в этом деле. Да ещё серьга… Если она действительно охраняет других от тебя, как знать, вдруг ты пожелаешь неограниченной власти, сняв её?

– Но она не снимается… – вновь попытался протестовать Карсидар.

– Третий раз повторяю: дай срок!

Читрадрива вплотную приблизился к Карсидару, упёр кулак ему в грудь и тихо проговорил, почти прошептал:

– И кроме того, не думаешь же ты, что я брошу тебя на произвол судьбы! Нет, мой принц, рядом с тобой всегда будет находиться верный учитель. Он подскажет тебе в трудную минуту, как действовать.

– Другими словами, ты хочешь стать моей тенью. Чем-то вроде первого министра при короле.

Читрадрива не удержался и слегка прислушался к мыслям Карсидара. Тот напряжённо обдумывал предложение.

Ладно, пусть обдумывает. Не надо торопить его, поспешные решения в таких делах вредны. Да и как знать, вдруг он в самом деле захочет власти, когда удастся избавить его от сторожа в ухе…

Читрадрива почти ласково похлопал Карсидара по плечу, взял под локоть и сказал:

– Естественно. При справедливом короле-анахе, какого ещё свет не видывал, должен быть толковый министр. Тоже справедливый, разумеется. Но это мы обсудим как-нибудь в другой раз. А теперь, насехэ, пойдём в дом. Векольд хороший человек, негоже обижать его невниманием. Сегодня ведь прощальный обед. Разумеется, мы уходим не навсегда. Когда вернёмся из Риндарии, твои приёмные родители не будут обделены вниманием. Только они об этом пока не знают. Незачем. Да и до Риндарии мы ещё не добрались. Так что пошли обедать.

Стол в горнице был накрыт просто шикарный, и судя по всему, сам хозяин и старина Пем уже славно повеселились. Чаток молча расправлялся с куском телятины (Карсидар слишком громко подумал, что парень с радостью имел бы в тарелке его мясо, а не телятину, и Читрадрива порадовался, что никто кроме него не слышал этой мысли). А Сол примостился в уголке комнаты и, болтая ногами, ощипывал очередную гроздь винограда, которую ему дала Эдана, в силу печального недуга, сделавшего её бесплодной, неравнодушная ко всем сиротам.

– Ну, наконец-то, – проворчал Векольд. – Я уж и не надеялся, что вы появитесь. Обсудили свои дела?

– Обсудили, – сказал Читрадрива, и они с Карсидаром сели за стол.

Тут же словно из-под земли явилась в сопровождении молодой служанки Эдана и принялась всячески обхаживать своего ненаглядного Шелиха, в то время как служанка подавала еду Читрадриве.

– Не надо, я сам, – попробовал протестовать Карсидар, не привыкший к такому ласковому обращению, какого удостаивала его пожилая женщина.

А та лишь вздыхала да продолжала накладывать еду.

– Перестань, – сказал наконец с чувством Векольд. – Пойми, ведь ты ей как сын. Сынок её! Хоть бы раз мамой назвал…

– Имой, как когда-то, – обронила Эдана и тихонько всхлипнула.

Чаток нервно оторвал зубами кусок говядины и злобно покосился сначала на Карсидара, затем по очереди на обоих приёмных родителей.

– Да чего вы, в самом деле?! – не выдержал Карсидар. – Ну, не насовсем же я ухожу! Вернусь когда-нибудь.

Чаток издал невнятный звук, проглатывая мясо.

– Ладно, давайте о чём-нибудь другом, – сказал Читрадрива, пытаясь разрядить быстро накаляющуюся обстановку.

– Давайте, – слишком поспешно согласился Векольд. Но, будучи не в силах сразу уйти от темы предстоящего путешествия, тут же протянул:

– Опасно там, сынок. Очень опасно.

– Дорогу покажешь? – тихо спросил Карсидар.

– Ещё чего! – насмешливо сказал старик. – Где ж это видано, чтобы отец сына своими руками на погибель посылал.

– Почему на погибель? Ведь мы все вместе будем, поможем друг другу, побережём, – заметил Читрадрива, хоть это звучало не слишком убедительно.

Но Векольд, как и всякий гохи, не верил, что от колдовской страны можно ждать добра.

– Побережёте! Эх-х… Знать бы, от чего беречь, – старик вздохнул. – Очень уж там опасно, сынок. Дорога никудышняя, да и лавины на подходе случаются. А уж в самом…

Векольд только рукой махнул и замолчал, из суеверного предубеждения не решившись говорить о Ральярге, – того и гляди, беду накличешь!

– А вот мы бы пошли да поглядели, – вдруг подал из своего угла голос Сол. – Чего это там опасно? Может, как раз наоборот. Всякое ведь болтают.

Читрадрива не смог удержаться от улыбки: молодец мальчик, правильно сказал, хоть и с чужих слов. А главное, сказал вовремя!

– Да, нельзя бояться того, чего никто не видел. Глупо, – поддержал он Сола. – И ты, почтенный Векольд, это прекрасно знаешь. Небось, не в одном походе князя своего сопровождал. Так что же, вы всегда боялись врага, о котором заранее не было достаточно известно?

Таким образом Читрадрива рассчитывал увести беседу от опасной темы. В самом деле, это ему удалось. Похоже, Векольд оценил его усилия. Старик наполнил стакан вином, залпом осушил его, а затем предался воспоминаниям. Постепенно все успокоились, хотя время от времени тема опасности неизведанных земель всё равно всплывала. Однако теперь об этом говорили вскользь.

Чатоку наконец наскучило сидеть за столом. Он поднялся, не вполне искренне пожелал присутствующим здоровья и удалился, послав Карсидару взгляд, который должен был означать, что, не в пример отцу, парень укажет дорогу в колдовскую страну. За ним последовал Сол, которому Пеменхат велел пойти отдохнуть, поскольку завтра должен был начаться самый последний (и, по идее, самый утомительный и опасный) переход за всё время их экспедиции.

– Дети, дети… – протянул порядком захмелевший Векольд, провожая взглядом скрывшегося за дверью мальчугана. – Вот ведь как бывает: пропал ребёнок, думаешь, всё, утонул, сгинул – а он жив-здоров! Вырос, совсем большим стал. Да ещё таким красавцем!

Бывший оруженосец умилённо воззрился на Карсидара. Эдана примостилась рядом с ним на краешке скамьи и потупившись вертела в руках большую деревянную ложку.

– Слушай, сынок. Может, ты бы остался? Заживём вчетвером, невесту тебе подыщем. А, сынок?

Не сдержавшись, Карсидар прыснул в кулак. Пеменхат лишь головой покачал. Читрадрива же никак не отреагировал на неожиданное предложение Векольда.

– А что в этом смешного, сынок?

– Так, ничего, – ответил Карсидар.

– «Острый меч, добрый конь да умение владеть мечом и править конём – вот и всё богатство мастера!» – процитировал Пеменхат любимые строки из любимой своей голосянки.

– Именно. Куда жениться мне, бродяге! Смешно.

– А ты бы осел в Толстом Бору, и дело с концом.

– Я беден. Меч да Ристо – вот всё моё достояние. Да ещё добрые попутчики, – Карсидар дружелюбно посмотрел на почтенного Пема и на Читрадриву.

– Ничего, это дело наживное, – не сдавался Векольд. – Дам тебе надел на виноградниках – вот ты и богат.

Карсидар недоверчиво покачал головой.

– В таком случае, мне не сдобровать. Чаток на меня так зол, что останься я здесь – в клочья разорвёт.

Пеменхат вновь кивнул, а старый оруженосец вдруг взбеленился, со злости так хватил кулаком по столу, что посуда подпрыгнула, точно живая, и гаркнул:

– А я сказал, дам надел! И пусть Чатока это не волнует, он в накладе не останется!

– Тише, тише, – Эдана попыталась утихомирить расходившегося супруга, однако он сбросил с плеч заботливые руки жены, вскочил и завопил громче прежнего:

– Нет! Не надо! Поделю виноградники пополам!

– Я не останусь, – просто сказал Карсидар.

– Ни в коем случае, – подтвердил Читрадрива. – Мы продолжим наш путь, сколь бы опасен он ни был.

Векольд съёжился, осел на скамью. Почему-то сразу стало заметно, какой он старый.

– Понимаешь… отец… – Карсидар впервые назвал его так и тут же смущённо умолк.

Векольд поднял на него помутневшие от еле сдерживаемых слёз глаза.

– Понимаешь, отец, – продолжал Карсидар. – Дорога, скитания… Странствия у меня уже в крови. Ничего тут не попишешь.

– «Славная пыль прошлых веков, что осела на наших сапогах, вновь позвала нас в путь…» – откликнулся Пеменхат.

– Так что не в наследстве дело, – подтвердил Читрадрива. – У нас есть цель, мы идём к ней и не свернём с пути ни за что на свете. Всё дело в дороге. Признайся, Векольд, разве не бывает так – и деньги есть, и человек привлекателен, а не женится. Ведь бывает?

Несмотря на сопротивление жены, старый оруженосец вновь наполнил стакан, сделал большой глоток и согласился:

– Ты прав, чёрт возьми, в самом деле бывает. Взять хотя бы моего господина князя Люжтенского, у которого я отслужил верой и правдой почти четверть века…

– Э-э-э, у князя это потомственное, – махнул рукой Читрадрива, вспомнив один подслушанный во время пребывания в княжеском замке разговор. – Насколько я знаю, двоюродный дед светлейшего тоже не женился, и ему наследовал племянник. Разве нет?

– Верно, – согласился Векольд и немедленно возразил сам себе:

– Верно, да не совсем! У того князя была совсем другая история. А нынешнего просто околдовали.

– Вот как? – удивился Пеменхат, и голос его дрожал, когда он спросил:

– Интересно, кто?

– Так, гандза одна.

От неожиданности Читрадрива подавился знаменитым пирогом с дичью и надрывно закашлялся. Эдана бросилась к нему и принялась стучать ребром руки в основание шеи, но он отстранил её и, всё ещё покашливая, возразил старому оруженосцу:

– Не может того быть! На самом деле гандзаки вовсе не колдуют…

– Да? – поджав губу спросил Векольд. – А что ж они делают, по-твоему?

Читрадрива не нашёлся, что возразить, а потому предпочёл закашляться пуще прежнего. Старик подождал немного, но, не получив ответа, продолжил:

– Если я говорю, что околдовала его Ханая, значит, так оно и было. Ведь в то время я был оруженосцем при князе, и кому как не мне знать…

Новый приступ надсадного кашля заставил его замолчать. Имя подозреваемой в колдовстве гандзы совпадало с именем матери Читрадривы. Он понимал, что здесь нет злого умысла Векольда, тем не менее ему было очень неприятно слышать такое. Бедняга даже покраснел от натуги. Вдобавок в самый неподходящий момент он услышал слабую мысль Карсидара: «Тебе что, знакомо это имя?»

Впрочем, Карсидар тут же понял причину приключившегося с Читрадривой несчастья и попросил Векольда:

– Ладно, хватит об этом. Видишь, Дриву нехорошо…

– Нет-нет… пусть продолжает… – еле выдавил из себя Читрадрива в промежутках между приступами кашля. – Это… очень интересно.

Если поддержать просьбу Карсидара, это будет выглядеть подозрительно. Нормальному человеку не должно быть никакого дела до презренных гандзаков…

– Так я и говорю, что Ханаей её звали. Вот она самая и околдовала моего господина, влюбила в себя. Хорошо, что мальчишки вашего нет, я могу рассказать теперь презанятнейшую историю. Хотите?

По-прежнему боявшийся колдовства Пеменхат принялся возражать, но Карсидар велел ему молчать, и старый оруженосец начал:

– Так вот. Было это очень давно, лет сорок тому… Погодите, погодите… Да, всё произошло как раз во время очередной стычки с королём Орфетана. Князь наверняка рассказывал вам, что оба большие королевства время от времени пытаются подмять княжество под себя. Тогда опасность как раз пришла с севера, но мой господин, не так давно вступивший в свои права, блестяще проделал то, что не раз проделывали его предки, а именно – быстро заключил союз с восточным соседом, и тамошний король незамедлительно прислал подмогу. Соединённая армия продвинулась далеко на север. Мы стояли уже под стенами Ломьекона, когда орфетанцы наконец одумались и запросили мира.

Мы получили приличную контрибуцию и очередное обязательство о ненарушении нашей северной границы. Тронулись в обратный путь. Все были крайне взбудоражены одержанной победой. Ну и князь на радостях поил армию три дня к ряду, это уж как водится…

В общем, прошли уже порядочно, когда однажды ночью приблизились к хуторку гандзаков. До ближайшего городишки было ещё далековато, а располагаться посреди чистого поля не хотелось никому. Решили ночевать на хуторке. Бывшие в авангарде вступили туда и сразу же затеяли то, что… ну…

– Да скажи уж прямо: грабежом занялись, чего тут стесняться, – вставила Эдана, с неприязненным видом слушавшая рассказ мужа. Как и все порядочные хозяйки, она крайне отрицательно относилась к военным традициям.

– Ну, грабежом! Ну и что? – произнёс Векольд смущённо, словно оправдываясь. – Так заведено. Победителей не судят.

– А побеждённые не смеют защищаться, – не унималась женщина. – Хороши традиции! Мало вам, солдафонам, было денег, полученных с короля Орфетана.

– Денежки-то достались князю, а к жалованью неплохо добавить ещё кое-что… В общем, хватит обсуждать, – наконец одёрнул её Векольд. – Я-то о другом речь веду, я о гандзаках. Дело ведь вот как обернулось: авангард вступил в хутор, солдаты принялись ломиться в дома, требовать выпивки, еды, места под крышей на ночь. А эти нечестивые колдуны взяли да заупрямились!

Эдана саркастически хмыкнула (дескать, ещё бы тут не заупрямиться!), но промолчала. А Читрадрива слушал очень внимательно, стараясь не пропустить ни слова. И дело было не только в том, что имя напустившей на светлейшего князя порчу «колдуньи» совпадало с именем его матери. Была и другая причина. Ведь он родился как раз после проигранной Орфетаном войны у девушки-анхи, обесчещенной солдатом-гохи. И Читрадрива вдруг понял, что негодяй-насильник, ставший его отцом, как раз мог находиться в княжеском войске. Разумеется, он мог быть солдатом любой из трёх армий, чего на войне церемониться, тем паче с проклятыми гандзаками… Хотя стоп!

– Скажи, Векольд, а… где это происходило? Как назывался тот городок, до которого вы тогда не дошли? – спросил он с безучастным видом.

Впрочем, Карсидара обмануть ему не удалось. Читрадрива почувствовал, как тот напрягся, ожидая ответа, хоть и не мог знать, какой ответ считать верным.

– Где было? – переспросил старый оруженосец и забормотал себе под нос:

– Где было, где было… О боги, дайте вспомнить…

Все ждали.

– Ах, конечно же под Коптемом! – сказал он наконец, хлопнув себя по лбу. – Ну разумеется! Там ещё озеро есть. Большое такое озеро.

«Это там?» – подумал Карсидар.

Читрадрива не ответил, но по тому, как сильно он вздрогнул, было ясно, что действительно там.

– Так вот, я продолжаю, – спохватился Векольд, когда мучительная пауза затянулась. – Наши солдаты потребовали всего, что полагается победителям по неписаным законам войны, а гандзаки заупрямились. Они кричали, что не дадут ничего, что не принимают никакого участия в войне, как и во всех других делах людей. Понятно, наши вспылили и принялись требовать всего в двойном, потом в тройном размере, потом пригрозили, что в случае неповиновения они перережут глотки всем мужчинам, женщин заберут себе… – старый оруженосец замялся, виновато посмотрел на жену и докончил:

– …а детей насадят на копья и изжарят на кострах.

– Неудивительно, что после таких гадостей боги не дали нам деток, а Шелиха забрали на долгие годы, – процедила сквозь зубы Эдана и отвернулась, всем своим видом выражая полнейшее презрение.

– Я находился в арьергарде, с князем, – парировал Векольд.

– Можно подумать, ты не готов был убивать и насиловать, если бы оказался впереди других! – воскликнула старая женщина.

Векольд не нашёлся с ответом и потому попросту проигнорировал очередной выпад жены.

– В общем, мы с князем въехали в местечко как раз в тот момент, когда наши готовы были начать повальную резню. Гандзаки сбились в кучу, точно стадо баранов перед засучившими рукава и наточившими ножи мясниками, но отступать не собирались. И неизвестно, чем бы всё это кончилось, как тут явилась Ханая. Воистину, она была хороша! Молодая, стройная, гибкая как лозинка, в ярко-алом платье с широкой юбкой, тугие чёрные косы змеятся по плечам, вишнёвые губки приоткрыты, а глаза так и пылают гневом…

Читрадрива едва сумел подавить стон. Именно такой он помнил мать. Она умерла молодой. Она тоже носила толстенные косы, только прятала их под платок, как и полагалось опозоренной девушке. Однажды она сильно рассердилась на какую-то старуху, которая обозвала маленького Читрадриву ублюдком, и её светло-серые глаза, необычные для жгучей брюнетки, тоже вспыхнули гневом так, что всем сделалось страшно. Но губы у неё уже поблекли, да и вообще она прямо на глазах старилась…

– Самое странное, она совершенно не боялась. Только представьте: кругом полупьяные разгорячённые перебранкой солдаты, злые как черти, готовые на всё, а она стала перед князем да как крикнет: «Эй, гохи, ты здесь главный, как я погляжу. Ты что ж это позволяешь своим людям?! Или мы враги вам? Или мы воевали с вами, что нас надо истребить? Конечно, легко справиться с беззащитными людьми, которым запрещено носить оружие. Как же они будут сражаться?! Вот в каких битвах ты завоёвываешь славу! Ничего себе вояки!» И при этом её серые глаза как-то нехорошо сверкнули…

Серые глаза… И у этой Ханаи были серые глаза, необычные для брюнеток.

У Читрадривы мороз пошёл по коже. Ему представилась на мгновение совершенно невозможная вещь – а вдруг его мать обесчестил… сам князь Люжтенский! Тогда, в ту проклятую ночь. А почему нет?! Что невероятного в таком предположении? Да, сейчас это милейший старик, собиратель редкостей, гостеприимный хозяин и знаток южной кухни, но что из того…

А Векольд, не заметивший волнений Читрадривы, между тем продолжал:

– Ох и осерчал тогда князь! И то сказать, молод он был, горяч, а тут стоит перед ним женщина и бросает прямо в лицо такие оскорбительные слова.

– Я бы ему не то ещё наговорила, – тихо пробормотала Эдана.

– Но князю хватило и этих слов, – оборвал её муж. – И вот, рассердившись, он схватил плеть, которой погонял лошадь, замахнулся да как хлестнёт нахалку! Но она вытянула вперёд руку, на лету поймала конец плети, сжала в кулак и стала как каменная. Верно, ужас как больно ей было, только она и виду не подала. И тут проклятая колдунья что-то сделала с князем, потому как он тоже замер и уставился на неё вытаращенными глазами…

Векольд говорил дальше, молол какой-то вздор о том, что князь и девушка стоили друг друга, что со стороны казалось: вот подходящая пара… Однако Читрадрива не слышал его. Всё смешалось у него в голове, перед глазами плясали разноцветные пятна, но из их светящегося роя с завидным упорством утопающего выныривало одно видение – левая ладонь матери, которую пересекал белёсый, с лиловой окантовкой широкий шрам.

Значит, так оно и есть. Не подозревая того, старый оруженосец выдал страшную тайну – отцом Читрадривы был не кто иной как князь Люжтенский, благородный выродок и грязный насильник, а ныне милый старичок, привечающий в своём змеином кубле усталых путников.

– И тогда его светлость изволили обесчестить бедную девушку, – громко сказал Читрадрива.

И услышал изумлённый вопрос Векодьда:

– Ты о чём это, Дрив?

Читрадрива тряхнул головой и огляделся, моргая. Оруженосец и Эдана смотрели на него непонимающе, Карсидар вглядывался в его лицо пристально и обеспокоенно, Пеменхат уставился на сомкнутые пальцы с безразличным видом, и только блестевшая на лбу испарина выдавала его внутреннее напряжение.

– Да о том, что князь сделал с Ханаей, – сказал Читрадрива как можно непринуждённее, хотя слегка изменившийся голос выдавал его ярость.

– Князь?! – искренне изумился Векольд. – С Ханаей?!

– Ну да…

– Что «ну да»? Или ты не слушал меня?! – возмутился старик. – Я же рассказывал про то, как мой господин соскочил с коня, точно очарованный подошёл к ней, а она обвила его шею руками, вся прилепилась к нему и…

– Сама?! – воскликнул поражённый Читрадрива.

– То-то и оно, что сама. И они стояли и целовались, а вокруг шумело людское море, наши уже мечи выхватывали, чтобы изрубить гандзаков в капусту…

Читрадрива так сжал кулаки, что хрустнули суставы пальцев.

– Да не волнуйся ты так, Дрив, – мягко сказал Векольд. – Не пойму, что с тобой. Ведь ничего страшного не было, не считая того, что Ханая околдовала моего господина. Потому как в перерыве между поцелуями вдруг сказала: «Если твои люди уничтожат нас, пусть они убьют меня первую, ведь я презренная анха…» И тогда князь сделал величайшую глупость, на какую способен только околдованный человек. Он оттолкнул Ханаю, бросился между солдатами и гандзаками да как гаркнет: «Эй, вы, стадо скотов!» Все подумали было, что он к колдунам обращается, но только стоял князь спиной к ним, а лицом к солдатам. Когда до них наконец дошло, все оторопели от изумления. А князь дальше орёт: «Вы что ж это делаете? Собираетесь убивать безоружных? Чтобы потом весь Орфетан хохотал у меня за спиной да приговаривал, что люжтенцы только с беззащитными храбры? Меня позорить?! Не бывать тому! Кто хоть пальцем тронет этих нечестивцев, будет иметь дело со мной. А уйдём отсюда по-хорошему – пять золотых каждому!»

Вот теперь Читрадрива понял всё до конца. В среде анхем существовало сказание об некой Астор, спасшей однажды их народ от поголовного истребления. Астор была женой царя Хашроша, и когда тот задумал чёрное дело, сказала то же самое: если хочешь уничтожить анхем, начни с меня. Читрадрива всегда любил мать, теперь же, после всего услышанного, она представлялась ему чуть ли не святой.

– Рисковал он страшно, – продолжал между тем Векольд. – Шутка ли, армада разозлённых солдат! Легче остановить мчащийся галопом отряд всадников. Солдаты-то расходились не на шутку, могли и убить его, даром что правитель. Но и пять золотых – деньги нешуточные. Ясное дело, людям познатнее этого маловато, но главное было успокоить разбушевавшееся стадо, а с вожаками князь мог договориться отдельно. И он таки добился своего. Пара-тройка расквашенных носов да несколько реквизированных кур не в счёт, а так ушли мирно. А князь увёз Ханаю в седле впереди себя.

Да, всё было именно так, как предполагал Читрадрива. Князь увёз его мать с собой. Силой или нет – в данном случае не имеет значения. Ханая подчинялась не силе человека, но давлению внешних обстоятельств, необходимости спасти хуторян от смерти. Святая, как Астор!

Читрадрива закрыл глаза и представил свою добрую матушку такой, какой он её запомнил – молодой, но вечно грустной. Ещё бы, нелегко ей пришлось после пережитого позора… А виной всему проклятый князь-гохи!

– И где же светлейший бросил её? – спросил он Векольда.

– Ого, почти на границе, – откликнулся оруженосец. – Только почему бросил? Была бы возможность, он бы женился на Ханае, так она его окрутила.

Читрадрива не сразу понял смысл этих слов. А когда понял, посмотрел на старика со смесью презрения и недоверия. Векольд же в очередной раз наполнил вином стакан, проглотил, чтобы промочить горло после долгого рассказа, и вздыхая пожаловался:

– А то я не знаю всего, что они наговорили друг другу на прощание! Князь не мог жениться на колдунье; солдаты и так толковали, что дело тут нечисто, а что сказали бы другие! Да и Ханая призналась, что для неё выйти за гохи – позор. И не только для неё, но и для всего её проклятого колдовского рода. Вот они и придумали, что Ханая вернётся на свой хутор и скажет, что князь умыкнул её силой. Ведь тогда, в ту самую ночь, никто толком за ней не следил, не до того было. А если и видели, что она целовалась с князем, всегда можно соврать, что она ублажила его и предотвратила тем самым резню. Кто из них что тут придумал, не помню. Шептались они в последние перед расставанием часы долго, да только я вход в княжеский шатёр стерёг, я всё слышал.

Читрадрива медленно поднялся. Нет, это не был подвиг Астор! Его мать посмела влюбиться в чужака, пьяные солдаты которого едва не истребили целый хутор. Святая оказалась на поверку блудницей…

Но как же так?! Это ведь его добрая матушка! Как же так?..

– Плакала она сильно, и князь тоже украдкой плакал, точно слабая женщина. Потом выгнал её. Перед всем войском выгнал вон из шатра, чтобы солдаты запомнили: вскружила девчонка голову его светлости, да надоела, значит, пошла вон. Только я-то знаю, как всё было на самом деле. Я всё слышал. Околдовала Ханая князя, вот что я скажу.

– Много ты понимаешь, солдафон несчастный! – вздохнула Эдана, вытирая рукавом навернувшиеся на глаза слёзы. – Полюбил её князь, понял?

– Полюбил, как же! – возмутился Векольд. – Не может человек полюбить гандзу, будь она хоть первейшей красавицей.

Что ответила женщина, Читрадрива не слышал. Он выскочил из горницы, вышел во двор и пошёл вперёд, побрёл, не глядя под ноги, не имея определённой цели. И только примерно через час, когда тени вытянулись, а солнце скатилось к самому горизонту, он понял, что на самом деле планомерно движется на северо-восток. Туда, где остался замок князя…

– Эй, Читрадрива!

За спиной звонко стучали по утоптанной дороге конские копыта. Ничего, он уже миновал мост, скоро начнётся лес. Не догонит!

И Карсидар тут же нагнал его, спрыгнул на землю и, взяв Ристо под уздцы, пошёл рядом.

– Ну, и куда же ты направляешься, позволь спросить?

«А то ты не знаешь», – зло подумал Читрадрива, а вслух сказал коротко:

– Отвяжись.

– Мы ведь собирались на юг, – напомнил Карсидар.

– Я убью его, – без видимой связи с предыдущим бросил Читрадрива.

– Князя?

– Его самого.

– А как же Ральярг?

Читрадрива шёл не отвечая.

– Как же наш поход? Ты ведь сам говорил, что всю жизнь мечтал найти эту страну.

– Теперь мне всё безразлично, – ответил наконец Читрадрива. – Теперь я нашёл нечто иное – папашу. А его я поклялся убить. Не теперь поклялся, давно. Пришло время сдержать обещание.

На плечо Читрадривы легла рука Карсидара.

– А твоё тайное общество? Уже забыл, что ли?

Читрадрива остановился, как вкопанный, обернулся к нему и проговорил с болью в голосе:

– Да никому всё это не нужно. Подумаешь! Нет в этом народе настоящих людей. Была когда-то моя мать, был я. Но мать влюбилась в гохи. И родила меня… мне на горе. Всем на горе! А я… я… ранен…

Читрадрива помолчал, затем вынул из кармашка пояса перстень, потряс им в воздухе и продолжил:

– Так что я убью князя. Столько лет ждать этого момента, найти отца так внезапно… Не могу простить его. Не могу забыть! Он у меня помучается! Я испытаю на нём худший из видов хайен-эрец. И перстнем твоим поиграюсь… Из-за него меня столько унижали, и не только меня! Теперь я понял, отчего матушка так быстро зачахла…

– Вот именно, – оборвал его горестные словоизлияния Карсидар. – Ты не прав. Подумай только хорошенько, и сам всё поймёшь. Ты был рождён не от ненависти, но от любви. От большой любви, Читрадрива. Твои родители расстались из страха перед злой молвой. Ты вот давеча толковал мне насчёт всемирной власти гандзаков. Подумай, если бы они не были презираемым народом, вдруг всё сложилось бы удачнее. А, Читрадрива?

Тот лишь с потерянным видом молчал.

– Кроме того, разлука разбила их сердца. Князь ведь так и не женился, как видишь. А твоя мать умерла совсем молодой. Как знать, вдруг она сильно затосковала по любимому…

И Читрадрива не выдержал. Опустившись прямо на землю, обхватив свою несчастную сумасшедшую голову обеими руками, он тихонько заныл, застонал и заговорил:

– Я не понимаю, что происходит. Совершенно не понимаю! Моя дорогая матушка оказалась на поверку добровольной любовницей гохи, а папаша нашёлся в виде миленького знатного дедушки… Но я представлял его всю жизнь! И всю жизнь представлял, с каким наслаждением убью его, разорву в клочья… А теперь… Теперь не знаю, что делать. Совсем! Даже более того – не подозреваю. Спаси меня, Карсидар! Спаси, если можешь. А нет, так убирайся, не мешай презренному гандзаку гибнуть в одиночестве. Пошёл прочь!

Но Карсидар не уходил.