"Вильгельм Карлович Кюхельбекер. Стихи (Антология поэзии пушкинской поры)" - читать интересную книгу автора

действиям, стрелял, но неудачно, в великого князя Михаила, в конце дня под
картечным огнем верной царю артиллерии пытался построить солдат и повести в
штыковую атаку.
Кюхельбекера приговаривают к смертной казни, замененной каторгой. Десять
лег он просидел в одиночном заключении в различных крепостях, тюрьмах,
затем был выслан в Сибирь. В тюрьме, в ссылке Кюхельбекер продолжает
писать. Его литературные планы грандиозны, он создает драмы, романы,
повести, лирические стихи. Поскольку позволяют обстоятельства, он следит за
современной литературой.
Лицейские друзья Пушкин и Дельвиг стараются помочь Кюхельбекеру: вопреки
правительственному запрету анонимно печатают его произведения в
"Литературной газете", Пушкин обращается к царю с просьбой об издании книг
Кюхельбекера, чем навлекает на себя гнев Николая I, но все-таки получает
разрешение напечатать драму Кюхельбекера "Ижорскип", посылает ему свои
сборники. Только выйдя на поселение, Кюхельбекер получает возможность
написать Пушкину, и он пишет: "А вот же Пушкин оказался друюм гораздо более
дельным, чем все. Верь, Александр Сергеевич, что умею ценить и чувствовать
все благородство твоего поведения; не хвалю тебя и даже не благодарю,
потому что должен был ожидать от тебя всего прекрасного; по клянусь, от
всей души радуюсь, что так случилось".
Страшной трагедией была для Кюхельбекера гибель Пушкина. В стихотворении
"19 октября 1837 года" он пишет:


Последний пал родимый мне поэт...
Он ныне с нашим Дельвигом пирует;
Он ныне с Грибоедовым мопм:
По них, по них душа моя тоскует;
Я жадпо руки простираю к ним!


Здоровье Кюхельбекера, и так слабое, было окончательно подорвано. В 1844
году ему разрешили из Нерчинска переехать в более здоровый по климатическим
условиям Курган. В Ялуторовске он встретился с Пущиным. "Три дня прогостил
у меня оригинал Вильгельм,- записывал тогда Пущин.- Проехал на житье в
Курган с своей Дросидой Ивановной (жена Кюхельбекера - Вл. Д.), двумя
крикливыми детьми и с ящиком литературных произведений. Обнял я его с
прежним лицейским чувством. Это свидание напомнило мне живо старину: он тот
же оригинал, только с проседью в голове. Зачитал меня стихами донельзя..."
Издавать свои произведения Кюхельбекер не имел никакой возможности, и все
же писал всё новые и новые стихи, драмы, поэмы, повести, потому что был
уверен в своем таланте и в том, что они нужны русской литературе, народу.
Трагически и гордо звучит его письмо В. А. Жуковскому, написанное за два
месяца до смерти: "Мои дни сочтены... Говорю с поэтом, и сверх того
полуумирающий приобретает право говорить без больших церемоний: я чувствую,
знаю, я убежден совершенно, точно так же, как убежден в своем
существовании, что Россия не десятками может противопоставить Европейцам
писателей, равных мне по воображению, по творческой силе, по учености и
разнообразию сочинений. Простите мне, добрейший мой наставник и первый
руководитель на поприще Поэзии, эту мою гордую выходку! Но, право, сердце