"Анатолий Кучеров. Служили два товарища... " - читать интересную книгу автора

мне отпуск. Тут я первым делом вспомнил о Вере. Но, как назло, оказалось,
что записную книжку я оставил в части, сунув по ошибке в старый китель
Калугина, как я потом узнал. Справочные адресные бюро не работали. Изругав
себя последними словами, я все же поехал на канал Грибоедова. Мне помнилось
из разговора, что она жила где-то там.
Если вы бывали в Ленинграде, то, конечно, знаете, канал Грибоедова - не
переулочек с четырьмя домишками. Битых три часа гулял я по его набережным, и
по правую руку и по левую, надеясь на счастливую встречу. Ребятишки смотрели
на меня с любопытством. Мальчики вытягивались и отдавали честь. Они
продолжали играть в войну, плохо понимая, что проклятая старуха с косой
стоит у них за плечами. Наконец я плюнул и отправился в гостиницу.
Не без любопытства вошел я в огромный дом (до этого я жил в общежитиях
и туристских базах, а в гостиницах не живал), подал командировочное
предписание и спросил номер.
- Пятьсот тринадцатый, - сказала барышня, не поворачиваясь от конторки.
И не успел я опомниться, как лифт поднял меня куда-то вверх и
коридорная ввела в солнечный веселый номер, где на письменном столе под
затейливой лампой с пестрым абажуром, прожженным папиросой, лежал ворох
старых газет - наследство от моего предшественника. Я надел воскресную пару,
сунул чемодан в пустой шкаф и спустился в ресторан. Там все еще, как в
мирные времена, казалось весело: стучали ножи и вилки, и расторопно бегали
официанты в белоснежном, с салфеткой на левой руке.
Весь вечер я бродил без цели по улицам. Вышел на Неву. Яркий оранжевый
осенний закат, какого я никогда прежде не видывал, охватил все небо. Он был
как огромный пожар, всюду лежали его отблески. Надвигалась ночь. По Невскому
шел народ из театра. Перед окнами ТАСС, у магазина напротив Екатерининского
садика, стояла толпа. Мне не хотелось читать сводку: я видел по лицам, что
она без перемен.
Вернувшись, я долго пил в номере чай и думал все о том же, о чем думал
в эти дни каждый советский человек, каждый военнослужащий: почему враг под
Ленинградом и как это случилось. И я снова вспоминал о ста семидесяти
немецких дивизиях, в полной боевой готовности придвинутых к границам нашей
Родины, о вероломстве врага. И вновь, и вновь я вспоминал девятнадцать своих
боевых вылетов и фашистские танки, которые мы бомбили, кромешный ад на
земле, самоотверженность товарищей, и мне захотелось, чтобы Вера была здесь,
рядом со мной.
В номер постучали. Отворил двери... вошла коридорная проверить
затемнение.
Я попросил у нее какую-нибудь книгу, она пообещала поискать и через
минуту вернулась.
- Вот, - сказала она, - нет у меня другой книжки, только эта, а я все
равно не могу читать. - Глаза у нее были красные от слез.
Книжка оказалась руководством по тушению зажигательных бомб. Я отложил
ее, погасил свет, отворил окно и заснул под стук метронома.
В полдень отправился в Адмиралтейство. Меня вежливо встретил все тот же
майор.
- А, - сказал он, - Борисов, Александр Евграфович? Помню, помню, вы
ведь штурман? Познакомьтесь с новым фотооборудованием, оно на денек
задержалось... Где вы остановились? Приходите послезавтра.
Так вот зачем меня вызвали в Ленинград! У меня отлегло от сердца: я