"Анатолий Кучеров. Трое " - читать интересную книгу автора

человеческого объяснения, почти как глухонемые на пальцах.
- Ну и брось ты это дело, Коля, по-дружески говорю, - сказал Борисов,
хмуро глядя в спокойное, теплое небо.
- Я с ней сегодня вечером хотел встретиться, - не слушая Борисова,
сказал Морозов.
- Другого найдет, не беспокойся.
- Думаешь? - недоверчиво спросил Морозов. - Нет, ты со зла. Да и что ж
она, по-твоему, из железа? Все приходят и уходят, прилетел, посидел, перышки
почистил и бывайте здоровы. Вот останься с ней кто-нибудь, тогда другое
дело. А то она только встречает да провожает... Нет, я у тебя по другому
случаю хочу совета. Эта рыжая, вероятно, как бой местного значения. На
что-то рассчитывали, а серьезного результата нет.
Морозов столкнул с огня кружку и засыпал огонь землей.
- Про ту девушку в Доме офицеров я уже тебе рассказывал, ну, она у меня
вроде миража в пустыне: глазами видишь, а нет ни адреса, ничего! И будь я
самый счастливый, и то по теории вероятностей не встречу. Блажь.
- Другую встретишь, - сказал Борисов.
Весна, и ветер с запахом ив, и озерная тишина - все настраивало на
благостный лад, и непривычные мысли лезли в голову, светлые, словно вымытые
в весенней воде.
- Вот мы решили поговорить о любви, - сказал Морозов задумчиво, - так
мне же, ей-богу, нечего вам, ребята, рассказать. Впрочем, вспоминается одна
глупая история, еще довоенная. Был я тогда совсем зеленым парнишкой и
полюбил ходить в театр, когда мы в город из деревни приехали. Выпрошу у
матери денег, приглажу вихры и отправляюсь с ребятами, а иногда и без
денег - зайцем. Театр в нашем городе казался нам огромным, была своя,
постоянная труппа. У режиссера такая странная фамилия двойная, вторую часть
еще помню: Замирайло или Загорайло. Ставили разные пьесы - и современные и
классические. Я классические очень любил. "Отелло" три раза ходил смотреть,
так жалко Дездемону было. Ну вот, отправился с дружком без билета,
проскочили мимо капельдинера в партер, только стал гаснуть свет, юркнул я на
пустое место. Сижу, на сцену смотрю.
Поворачиваю глаза - рядом Дездемона, то есть другая, но вроде бы и та.
- И ты влюбился?
- Ну конечно: сразу! Положил руку на подлокотник да нечаянно и
прикоснулся к ее руке. Ощущение такое, будто замкнулось электричество силой
в двадцать тысяч вольт! Чуть до люстры не подбросило. И главное, никто этого
электрического удара не чувствует, ты один. Едва в кресле сидишь: перед
глазами туман и рука словно приросла к той, другой.
Чудовищно сильное ощущение... Ну вот, сижу я рядом с Дездемоной и
ничего на сцене не разбираю, ослеп и оглох.
Наконец, понемногу загорается свет, поворачиваю голову и вижу:
соседке-то моей за сорок, и лицо у нее злое, тяжелое. И что это было? Игра
угасавшего света превратила ее в красавицу? Я убежал, как заяц, на галерку и
смотрел второе действие оттуда. Вот вам моя первая любовная история.
Морозов засмеялся веселым ребячливым смехом.
- Тише ты! Кричишь и вправду, как в доме отдыха.
- О, свет - великая сила! - сказал с глубочайшим убеждением Алеша
Ивашенко. - На палитре у художника лежит свет, а в магазине в коробках
продают радугу.