"Василь Кучер. Плещут холодные волны (роман) " - читать интересную книгу автора

Петро Степанович быстро одевается и выходит из дому на шумные улицы и
площади, где говорливым прибоем гудит человеческий поток. Он ничего уже не
видит и не слышит в этом потоке, направляясь к тихому Днепру на высокую
кручу, где можно и днем найти тишину и спокойствие. Тут уже веет золотой
осенью, мечтательно шумят деревья и кусты, а внизу величественно и плавно
течет седой Днепр.
Крайнюк садится на холмике у самого обрыва и смотрит на синий горизонт,
словно ему видно с этой горы и Севастополь и море. А ведь видно. Вот
зажмурил глаза - и снова услышал ласковый шепот волны по скользким камням.
Но сейчас он думает не о Севастополе. Заброда... Выходит, батальонный
врач Павло Заброда жив... Тот самый Заброда, что так много рассказывал
когда-то о себе, о своей Сухой Калине... Не забылось это, нет!
Где-то там, за мостами и перелесками, за рекой Осколом, в милой
Слобожанщине, лежит тихое село Сухая Калина. Беленькие хатки, крытые соломой
внавал, без гребней и зубчиков по углам, утопают в зеленых садах. За садами
бегут к берегу огороды, в леваде манят чистой родниковой водой колодцы. За
левадой же, сколько видит глаз, расстилаются широкие артельные поля, уже без
хуторов и кулацких наделов... Свободно по ним гуляют тракторы и комбайны
(есть где развернуться), и трактористы не боятся зацепить чью-нибудь межу. С
тех пор как люди свели свои земли в единое колхозное поле, и сами дружнее
стали. Теперь вместе им легче побеждать засуху, и град стал не так страшен,
и дружнее всякого вредителя бить. Хорошее хозяйство выросло. Фермы крыты
железом и шифером, амбары каменные, своя мастерская, электростанция,
водокачка. Издали посмотришь - словно какая-то узловая железнодорожная
станция, только что семафоров не видно и нет рельсов.
Павло Заброда, приехав весной попрощаться с Сухой Калиной, не узнал
ее - так разбогатела и изменилась. А когда уезжал в Ленинград учиться, была
какой-то приземистой, растрепанной и бедной. Амбары и риги тогда развалили,
свезли на колхозный двор, и в каждой усадьбе гулял ветер. Село светилось
насквозь, словно грешное тело у нищего. Думал, что и не выправится никогда.
А вот поправилось, поднялось. Над хатами радиоантенны протянулись, по улицам
во все стороны разбежались электрические провода. К каждой хате провели
электричество. Старенькая деревянная церквушка, когда-то властвовавшая над
селом и гордившаяся своей красотой, теперь поблекла, побледнела перед новой
кирпичной школой и огромным клубом. Возле школы выстроили медпункт, и
родильный дом, и огромный сельмаг, где можно купить все, что тебе угодно, не
отправляясь за этим в Харьков, Купянск или Волчанск. Люди в Сухой Калине
тоже стали неузнаваемыми. Парни новую моду завели: одни тянутся в город и
учатся на инженеров и агрономов, другие встали у машин и моторов -
механизаторы. Девушки, которые не пошли учиться в техникум или институт, шли
работать звеньевыми на свеклу, доярками на фермы. Некоторые уже и ордена
получили. Одеваться стали богато, шьют одежду в Харькове. По радио концерты
заказывают. Уезжал Павло учиться, в селе было десять первых комсомольцев, а
коммунистов и вовсе не было. А теперь комсомольцев полсела, десять
коммунистов. Врач свой из Киевского мединститута, фельдшер и акушерка. А
ведь раньше, бывало, заболит зуб или прохватит простуда - запрягай лошадь,
трясись до больницы в местечко за десять верст.
Павло свежим глазом сразу все это заметил, погостив в Сухой Калине с
неделю. Там ведь у него не только мать и сестры, а полным-полно родичей.
Каждый к себе тянет. Каждому хочется угостить первого в роду Заброд врача. И