"Василь Кучер. Плещут холодные волны (роман) " - читать интересную книгу автора

Каблуков. Родом из Саратова. Я, прошу прощения, сугубо гражданский инженер.
Это впервые мне так, на войне, и столько денег. Нашего начфина вчера убило
бомбой, товарищ капитан третьего ранга...
Крайнюк отстегнул висевшую под кителем плоскую флягу, подал инженеру:
- Выпейте и успокойтесь. Зачем вы так нервничаете? Пора бы уж и
привыкнуть. Тут война, а не саратовские страдания...
Прокоп еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Вот так отбрил! Вот тебе
и тихий, задумчивый Крайнюк. А рассказывали, что он и говорить-то толком не
умеет, слова из него не выдавишь, все только на бумаге.
Каблуков схватил флягу, взболтнул ее, проглотил залпом всю воду, так
что в горле заклокотало, заходил ходуном кадык под высоким воротом потертого
морского кителя.


ГЛАВА ВТОРАЯ

А странное письмо с неразборчивыми штемпелями и белой чайкой на
конверте делало и дальше свое неумолимое дело. Оно снова и снова поднимало
на поверхность души Крайнюка все, что уже давно стало забываться. Да.
Забываться. А действительно ли это так? Ох, наверное, нет. Писатель пережил
это уже дважды, а теперь все снова проснулось, пробудилось в сердце и
начинало надвигаться на него в третий раз. Первый раз он пережил это на
самой войне, когда пришлось нести на своих плечах непосильную тяжесть воина
и литератора. Крайнюк хотел взять на себя одну из этих обязанностей, но
вышло так, что война ему бросила их сразу вместе. И каждая ответственна,
каждая важна. Неси, брат, и не отлынивай, и не стони. Теперь всем трудно.
Вон, видишь, до чего дошло? Пять матросов, у которых ты еще вчера был в
блиндаже на высокой горе Азис-аба, сегодня обвязались гранатами и бросились
под немецкие танки. Пятнадцать танков они подожгли, а под остальные
бросились сами, подорвали и их. Немцы остолбенели от такой отваги. Они
прошли всю Европу, а такого не видели. Ты сразу же помчался на крутую гору,
где произошла эта страшная битва, едва только наш батальон выбил немцев с
каменной скалы и погнал обратно. Там на руках капитана Заброды, батальонного
врача, умирал единственный оставшийся в живых свидетель этой битвы, матрос
Василий Цыбулько, а четверо лежали неузнаваемые и безмолвные посреди
опаленного шляха, который вел в Севастополь... Совсем юный, безусый врач
Заброда рассказал тебе о последних минутах жизни Василия Цыбулько, повторил
его предсмертные слова. Этого никто не видел и не слышал. Вас было только
двое. Ты и врач Заброда, с которым тебя потом не раз сводила судьба. И за
то, что остался жив, век должен быть благодарен Павлу Заброде... Если бы не
он, костей бы твоих не нашли, писатель Крайнюк.
Петро Степанович, словно от холода, вздрагивает и чувствует, как
начинает болеть левая рука. Она лежит на столе, в кожаной перчатке, холодная
и безжизненная, ампутированная выше локтя, надставленная железным протезом.
Она теперь всегда лежит на столе, придерживая тоненькую стопочку бумаги, на
которой Крайнюк пишет.
Рука начинает болеть, и скоро в ней просыпается что-то такое
удивительное, от чего Крайнюк вдруг ощущает, что у руки начинают шевелиться
пальцы. Сначала большой, потом средний и наконец мизинец. Словно тогда, на
фронте, в первые дни после операции. Вот что сделала письмо с белой чайкой