"Андрей Кучаев. Темная сторона любви (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

Главного Шамана, отталкивались от берега шестом, а весел не брали
вовсе. Иных река принимала охотно. Иных - выбрасывала, не хотела пускать.
Находились такие, что до пяти раз предпринимали попытки
"уйти" через переход и так и убирались восвояси не солоно хлебавши, ни
как еще. Я нахлебался как следует.
Все мы, ожидавшие, когда явятся власти и спасатели, а заодно отопьется
паромщик, Федор или Прохор, обитали или в холодной горнице хозяина
переправы, или в летней кухне, где топилась сложенная из древних кирпичей
печь. Кирпич притащили сюда с места, где втихомолку здешний люд разобрал
останки старинной часовни, разрушенной еще в тридцатые.
Варился кулеш с вяленой рыбой, калмыцкий плиточный чай, куда добавляли
молоко и сало. Припасы у народа были разные, потому что и народ подобрался
разный.
- Ну, и куда ж попасть можно через этот ваш "переход"? - домогался мой
напарник Николай. - В рай или прямиком на сковородку, в натуре?
- Кому куда, - отвечал ему старик из старообрядцев, не желая вступать в
разговор, но негодуя на речи грубого и курящего Николая.
- Тебе точно на сковороду, - язвила какая-нибудь из женщин.
- Ет-то только с тобой на пару, красавица!
- Чего ее не переведут отсюда, переправу? - интересовался кто-то. -
Раз опасность есть.
Никто на это ничего не отвечал.
- Так переправщик-то энтот, он и есть шайтан! - вдруг брякнул один,
похожий на якута рабочий с буровой.
- Говори да не заговаривайся! - горячился Николай. - За такой базар
надо отвечать! Почему это он "черт"? Ну, колись, япона твоя мать!
Удалось выведать, что в этом заколдованном месте всегда жил и колдун
при нем. Я потом заметил и чурки и болванки - остатки старых идолов, и
ленты, повязанные на сучьях засохших лиственниц.
- Они тут по наследству селятся. Правда, пьющих до сего не было среди
них. Но дело такое - постороннего сюда нельзя поставить. По обычаю. Здесь на
самом дне и принимает второй - он тоже из них, родня, чужого не признает.
Вот и держат эту пьянь, - пояснила баба, которая возвращалась после операции
на глазах, еще в бинтах, она умилялась своему исцелению и возвращению,
потому была разговорчивей других здешних.
- Какой такой "второй"? - спросил я, во всей этой чуши мне почудился
скрытый смысл.
- Брат, значит. - Баба смотрела на мир через щелочки в бинтах. -
Второй колдун. Он их уже на ту сторону переводит - оттого -
"Переход". Всегда было так. Мне и бабка сказывала, она им родня,
выходит дело.
- Ну, чудь! Ну, жмудь! - неистовствовал Николай. - Темнотища, блин!
И верят ведь!
- Не тебе чета, байстрюк, - одернул его дед с крестом на птичьей шее. -
Эти, что ушли - небось, не "жмудь", на автомобиле приехали.
Знали, куда. Не твоем, казенном. Ты и не суйся
Ночью, едва я закрывал глаза, я видел ясно и подробно, до мельчайших
деталей лицо женщины, темный салон джипа, который заливает вода, и ее жест -
"не мешай"!
Это был сигнал. Второй уже. Значит, будут еще.