"Андрей Кучаев. Темная сторона любви (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

по памяти, годы спустя, любуясь ею на вдруг иногда выныривавших далеких
фото - ищешь чего-то, наткнешься и застынешь. Похожих на нее я почти не
встречал. Или мне так казалось.
Но после встречи на полустанке с незнакомкой в окне я и не требовал от
судьбы послать мне женщину, похожую на сестру, мне нужна была та головка с
русыми волосами, - а сестра была брюнетка, - голова, лежащая на локтевом
сгибе. Мне нужен был тот величавый покой, та увесистая грация, которая
открывает вход в другую совсем жизнь. Там только, в той жизни, пока еще
скрытой от меня, и может существовать эта жаркая, ровная, как зной в
пустыне, мощная, как длинная океанская волна, и надежная, как становой
хребет, любовь земной женщины к земному мужчине. Та любовь, которую язык не
поворачивается назвать небесной, но которая ведет происхождение именно
оттуда.
Запах облаков, грозы, леса, роговой, птичий запах этих тяжелых волос
- он стал преследовать меня с той минуты, как поезд дернулся и медленно
поплыл, увозя незнакомку, припавшую к локтю в истоме страсти, которая в
такой женщине живет, как вино в старой амфоре - густое и крепкое.
Собственно, это и есть суть крови, вспомним евхаристию. Нет, никакого греха
тут нет, Христос был тоже страстным человеком, огонь только такой крови
способен гореть века.
Состав нехотя, с трудом уносил свою ношу, словно она была какой-то
непредусмотренной перегрузкой, - понятной мне стала на свой манер и
задержка, и ремонт - что-то тут было адресовано и лично мне. Это был сигнал,
знак, послание, и я его принял, повиновался ему, жизнь пошла моя с тех пор
совсем по-другому. Я на том мокром темном перроне умер и родился заново.
Какие-то силы вдруг проснулись во мне, которых я в себе и не подозревал. Тут
крылось какое-то нарушение биологии, мобилизация сил, дотоле спрятанных, но
заложенных в каждом. Просто они могут так и не проснуться. Во мне
проснулись. Как очухался, наконец, и поезд, стряхнув скованность, он
разгрохотался на всю округу, издал низкий, расщепленный на гребень звуков
вой и утянул свой хвост, подобно дракону.
Стало неожиданно тихо и пусто. Словно весь мир вымер. Лес подступил к
перрону и дохнул на меня и собаку холодом. Он стал похож на заколоченный
дом, этот лес.
Люди куда-то все подевались. Косой дождь, пройдя из конца в конец,
намочил асфальт платформы, и она стала сразу черной.
- Пошли, Чанг, - сказал я таким убитым голосом, что собака виновато
покосилась на меня и поджала хвост.
В тот вечер мы так и не уехали. Поезда отменились из-за ремонта до
утра, я переночевал с рыбаками в вокзальном закуте с железной печкой,
которая не грела, но я не чувствовал холода, не сомкнул глаз, я лежал с
открытыми глазами на жесткой скамье и видел только тот сумрак вагонного
нутра, локоть и голову на нем. Я видел ее всю.
Я мог бы сказать, как она одета, как ходит, поворачивается, смеется,
какой у нее голос. Я хорошо представлял ее не очень стройную талию, ее
грудь, слабо стянутую, под серым, - именно серым, грубым шерстяным платьем,
ее лодыжки, тонкие, как у лошади, в темно-коричневых чуть блестящих чулках,
черный матовый ремешок с тусклой оловянной пряжкой, серебряные украшения -
браслет и что-то на шее. На ней был наброшен платок, род шали, сизо-синей,
на запястье тускло блестели стальные мужские часы. Еще я вдруг вспомнил