"Алан Кубатиев. Только там, где движутся светила (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автораосталось не моим.
Вот имя Ахилл, пожалуй, все же мое. Я придумал его сам. То есть, конечно, первым был Гомер. Но за полтора десятка лет этим именем подписаны множество дурацких рассказов, чувствительных шлягеров, буйных авангардистских стихов, три биографических книги и два неплохих романа. Так привык к нему, что все реже откликаюсь на настоящее: Уве. Может быть, так звали моего отца. Не знаю. У меня есть точные сведения, что меня не вырастили по методу Петруччи из чьей-то не слишком доброкачественной клетки. Родители мои существовали и существуют. Я мог бы отыскать их, несмотря на все юридические препоны. Но никогда не сделаю этого. Не хочу их знать. Для сознания моей полноценности мне достаточно этого и того, что я зарабатываю в год. Мне доступно многое, недоступное тем, чьи иммунные механизмы в полном порядке. Могу жить в этом прекрасном доме, который Эрик Тур когда-то перевез по кирпичу из Прованса. И все старые картины и статуи, которые для него накрали по всему миру, принадлежат тоже мне. В подземном гараже стоят три автомобиля, в каждом из которых я могу ездить, а один могу водить сам, как и вы. - И это все? - иронически спросите вы. - Все, - смиренно отвечу я. - Разве что еще один пустячок. В том, чтобы я продолжал ходить, дышать, есть, разговаривать, смеяться и мочиться, заинтересовано такое количество людей, какое многим из вас и не снилось. трагедией. Большим личным несчастьем. По данным Иммунологического центра при Всемирной Организации Здравоохранения, на Земле сейчас две тысячи сорок четыре таких, как я. Разумеется, все мы попадем в рай. Чистилище мы уже прошли, а ад уже искупили. И все-таки я думаю иногда: вдруг и этот рай так же недоступен для нас, как сейчас пыль на проселочной дороге? Вдруг и там будет нужно стекло, которое отгородит нас от сонмов херувимов и райских кущ?.. Если так, то при жизни я сделал вполне достаточно, чтобы обеспечить себе и там сносное житие. Как бы ни противилась судьба, я славен уже тем, что живу той жизнью, которой просто не должен бы жить. Точка и подпись: Ахилл Джерасси, урожденный Уве Никто. Я не захотел оставаться в виварии. Профессор Фоусетт немало сделал для меня, но и заработал на мне немало. Микроб направлял руку и волю микробиологов с раскаленной платиновой петелькой. Каков микроб! Но вот сейчас, в прелестный осенний день, когда алые листья тихо планируют на привянувшую траву газонов, живая изгородь из маллеонии пылает стеной литого золота, - впрочем, какое мне дело до этого за плитами бронестекла, термотканью скафандра и герметичными шлюзами, - а я сижу за клавиатурой машины, которая только сочинять за меня не умеет, да и то, наверное, скоро выучится, тычет же она мне в нос мои ошибки; так вот, сижу я в совершенно безопасной, несмотря на затруднения со стерилизацией, обстановке, сижу и с интересом думаю: А НЕ ОТКРЫТЬ ЛИ ОКОШКО И НЕ ПОДЫШАТЬ ЛИ ОЧЕНЬ СВЕЖИМ ВОЗДУХОМ? ИЛИ ТОГО ЛУЧШЕ - НЕ ПРОЙТИСЬ ЛИ ПО ПРИНАДЛЕЖАЩЕМУ МНЕ САДУ БЕЗО ВСЯКИХ ТАМ |
|
|