"Алан Кубатиев. Только там, где движутся светила (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

осталось не моим.
Вот имя Ахилл, пожалуй, все же мое. Я придумал его сам. То есть, конечно,
первым был Гомер. Но за полтора десятка лет этим именем подписаны
множество дурацких рассказов, чувствительных шлягеров, буйных
авангардистских стихов, три биографических книги и два неплохих романа.
Так привык к нему, что все реже откликаюсь на настоящее: Уве.
Может быть, так звали моего отца.
Не знаю.
У меня есть точные сведения, что меня не вырастили по методу Петруччи из
чьей-то не слишком доброкачественной клетки. Родители мои существовали и
существуют. Я мог бы отыскать их, несмотря на все юридические препоны. Но
никогда не сделаю этого. Не хочу их знать.
Для сознания моей полноценности мне достаточно этого и того, что я
зарабатываю в год. Мне доступно многое, недоступное тем, чьи иммунные
механизмы в полном порядке.
Могу жить в этом прекрасном доме, который Эрик Тур когда-то перевез по
кирпичу из Прованса. И все старые картины и статуи, которые для него
накрали по всему миру, принадлежат тоже мне.
В подземном гараже стоят три автомобиля, в каждом из которых я могу
ездить, а один могу водить сам, как и вы.
- И это все? - иронически спросите вы.
- Все, - смиренно отвечу я. - Разве что еще один пустячок.
В том, чтобы я продолжал ходить, дышать, есть, разговаривать, смеяться и
мочиться, заинтересовано такое количество людей, какое многим из вас и не
снилось.
Каждый мой день стоит столько, что смерть моя для них будет настоящей
трагедией. Большим личным несчастьем.
По данным Иммунологического центра при Всемирной Организации
Здравоохранения, на Земле сейчас две тысячи сорок четыре таких, как я.
Разумеется, все мы попадем в рай. Чистилище мы уже прошли, а ад уже
искупили. И все-таки я думаю иногда: вдруг и этот рай так же недоступен
для нас, как сейчас пыль на проселочной дороге? Вдруг и там будет нужно
стекло, которое отгородит нас от сонмов херувимов и райских кущ?..
Если так, то при жизни я сделал вполне достаточно, чтобы обеспечить себе и
там сносное житие. Как бы ни противилась судьба, я славен уже тем, что
живу той жизнью, которой просто не должен бы жить. Точка и подпись:
Ахилл Джерасси, урожденный Уве Никто.
Я не захотел оставаться в виварии. Профессор Фоусетт немало сделал для
меня, но и заработал на мне немало. Микроб направлял руку и волю
микробиологов с раскаленной платиновой петелькой. Каков микроб!
Но вот сейчас, в прелестный осенний день, когда алые листья тихо
планируют на привянувшую траву газонов, живая изгородь из маллеонии
пылает стеной литого золота, - впрочем, какое мне дело до этого за плитами
бронестекла, термотканью скафандра и герметичными шлюзами, - а я сижу за
клавиатурой машины, которая только сочинять за меня не умеет, да и то,
наверное, скоро выучится, тычет же она мне в нос мои ошибки; так вот, сижу
я в совершенно безопасной, несмотря на затруднения со стерилизацией,
обстановке, сижу и с интересом думаю:
А НЕ ОТКРЫТЬ ЛИ ОКОШКО И НЕ ПОДЫШАТЬ ЛИ ОЧЕНЬ СВЕЖИМ ВОЗДУХОМ? ИЛИ ТОГО
ЛУЧШЕ - НЕ ПРОЙТИСЬ ЛИ ПО ПРИНАДЛЕЖАЩЕМУ МНЕ САДУ БЕЗО ВСЯКИХ ТАМ