"Сигизмунд Кржижановский. Чуть-чути" - читать интересную книгу автора

Сигизмунд КРЖИЖАНОВСКИЙ

ЧУТЬ-ЧУТИ



I

Служу, вот уж седьмой год на исходе, в кабинете судебной экспертизы, по
отделу графического анализа. Работа требует тщания и извострённости глаза.
Кипы на кипы: на службе не управляюсь, приходится брать на дом. Работаю всё
больше над фальшивыми духовными, подложными векселями, вереницей поддельных
подписей. Беру человечье имя: вымеряю угол наклона, разгон и округлость
букв, уклоны строк, вывожу среднее, сравниваю силу нажимов, фигурацию
росчерков - градуирую и изыскиваю запрятанную в чернильные точечки, в вгибы
и выгибы буквы - ложь.
Работать приходится чаще всего с лупой: и под прозрачностью стекла
правда почти всегда разбухает в мнимость. Подложно имя: следовательно,
подложен и носитель имени. Подделен человек: значит, фальшива и жизнь.
От устали - перед глазами плывут цепи мутных точек, а контуры вещей
качаются. Да, работа у нас трудная, кропотливая и, пожалуй, излишняя: нужно
ли мерить углы букв, стоит ли считать чернильные точки, когда и так ясно:
все они - фальшиволицы, лжемысльны и мнимословны. Под живых. <Что
поделываете>. Почему не <что подделываете>: подделывают любовь, мысль,
буквы, подделывают самое дело, идеологию, себя; все их <положения> - на
подлоге. А их так называемый брачный подлог, то есть нет - полог: выдерни
из слова букву, из смысла малую неприметность, отдёрни полог-подлог, и там
такое...
Не люблю ни своей глупой, в синие обойные лотосы, комнаты, ни своего
узкого застёгнутого в платье тела, ни себя, запрятанного от себя: и начни я
растаскивать <я> по точкам, как вот этих, в портфеле, то... но не надо.
Раньше я пробовал уйти в работу - до боли в мозгу, до мутной ряби в
глазах: лишь бы не думать. Теперь и этого нельзя. После того, что
приключилось - нежданно и внезапно.
Было воскресенье. Я проснулся несколько позднее обычного. Утро - всё
пронизанное яснью. Морозные звёзды на стеклах. У порога, на коричневой
половице - жёлтые зайчики. За окном скрежет шарманки. Всё как вчера, до
последнего блика и пятнышка, и вместе с тем всё будто в первый раз: те же
параллели щелей меж половиц; тот же портфель, книги на столе, то же истёртое
кресло и шкап, всё есть где было, - лишь нет на старом месте самого ТОЖЕ:
затерялось ТОЖЕ - и всё, под налётами новых смыслов, чуть сдвинуто, еле
отклонено и странно ново.
Но время у меня на счету: вексель, выставившись белым углом из портфеля,
ждал. У нижнего края - подпись. Накануне весь вечер провозился я с её
буквами: по видимости - углы, нажимы, выгиб росчерка - всё подлинно; по
сути, чую, всё лживо, поддельно. И буквы весь вечер мучили меня,
выскальзывая из анализа. Теперь с утра работа пошла успешнее: у конечной
буквы бумажный глянц снят: подчистка. Ага. И ещё: на улитке росчерка -
малое тусклеющее пятнышко. Так. Я взял лупу и приблизил стекло и глаз к
строке: прямо против глаза под выгибом лупы - стоял крохотный в пылинку