"Сигизмунд Доминикович Кржижановский. Книжная закладка" - читать интересную книгу автора

страха его вскидывает на подоконник (окно настежь), оттуда - вниз, на этот
вот выступ: экспозиция готова. Впрочем, не мешало бы,- нам это ничего не
стоит,- дом этак за трубы и повытянуть - четвертый этаж до тридцатого,
сузить улицы, испаутинить воздух проводами, а внизу, по выглянцеванному
шинами асфальту города-гиганта, пустить кружение сотен и тысяч
автомобильных колес и толпы торопящихся - глаза по земле - бизнесменов.
Ну вот: кто исчез, две-три пары глаз, вскинувшихся было на него, назад
- в цифры и счетные костяшки; окно захлопнули; вскоре за окончившими работу
защелкнулись и двери: кот один - на узкой полоске из кирпичей, втиснутых в
вертикаль стены. До верхнего окна близко, но для прыжка нет ни разбега, ни
упора - сюда нельзя: смерть. Прыжок вниз, с выступа на выступ, безнадежен -
далеко и нельзя когтями за камень: смерть. Кот, осторожно разгибая мускулы,
делает шаг вдоль стены: срыв. Ероша шерсть, свесив зеленые щели зрачков, он
видит внизу под дымным воздухом ползающие кляксы; наставив чуткое ухо,
слышит немолкнущий грохот улиц: надо ждать. Мы имеем дело, как я уже
предупреждал, с котом, чуждым всяких сентиментальных мурлыканий, бездомным
бродягой с рваными в боях ушами, с боками, втянутыми голодом, и сердцем,
хорошо обитым о жизнь: герой наш не испуган и не теряет самообладания - у
него отняты все возможности, кроме возможности сна; прекрасно,- прижавшись
покрепче к стене, он закрывает глаза. Тут можно бы дать сновидения кота,
повисшего на тридцатиэтажной высоте, в двух дюймах от смерти. Но давайте
дальше. Вечерняя прохлада, а может быть, и голод, расцепляют ему веки:
снизу кучи огней, неподвижных и движущихся. Хочется размять этак лапы,
выгнуть, понимаете ли, спину: но негде. Расширенные сумерками зрачки
обездвиженного бродяги бродят по стенам: повсюду желтые вставыши окон. Кот,
разумеется, не знает, что за одним из них спорят о политическом устройстве
Европы, каким ему предстоит быть лет через сто, за другим слушают доклад о
модной бостонской религии, за третьим молчат над шахматными клеточками, за
четвертым... но коту все это (открой я ему это даже при помощи того или
иного беллетристического трюка), все это, повторяю, ни к чему: под лапами -
каменная ступенька, и куда с нее ни ступи, вверх - вниз: смерть. Хитрый кот
опять пробует спрятаться под веки, в сны, но предполуночный холод
пробирается к нему под всклоченный мех, стягивает кожу и не дает уснуть.
Окна - одно за другим - гаснут. Сверху - сначала редкая раздробь капель,
вслед - холодные захлесты ливня: мокрый камень хочет выскользнуть из-под
лап, кот влипает издрогшим телом в стену и кричит, но ливень разгрохотался
о скаты кровель и со звоном рушится по желобам: крик бедняги еле доходит до
его же собственных ушей. И -вскоре оба смолкают - и ливень и кот. Последние
окна в нижних этажах гаснут. На вызеркаленных кровлях - розовые рефлексы
зари.
И опять солнце, выкатившись в лазурь, тянет за собой день. Подымаются
шторы. Снизу, из каменной ямы - гудки, цок, лязг и гул толпы. Вот прохожий,
вскинув случайно голову, видит черную точку где-то там, вверху, чуть ли не
под кровлей; он щурится сквозь свои стекла: "Что бы это?" - но минутная
стрелка толкает прохожего дальше. Полдень. Двое детишек, уцепившись справа
и слева за сухие пальцы гувернантки, вышли на прогулку; развесив рты, шарят
глазами по проводам, стенам и карнизам: "Что это, миссис?" - "Смотрите под
ноги". И человечки учатся у людей смотреть под ноги. Солнце высушило и
слепило в клочья шерсть коту. Голод, свирепея, скрючивает ему кишки. Он
пробует еще раз закричать, но из иссохшего рта вместо голоса - шуршанье.