"Тимофей Круглов. Виновны в защите Родины, или Русский " - читать интересную книгу автора

лет - это слишком долго! "Разве можно будет в сорок лет понять и
почувствовать все то, что чувствую я сейчас? - спрашивал он кого-то внутри
себя. - Разве тогда, в старости, если доживу до нее, я смогу вспомнить,
каким я был сильным, умным, талантливым, удачливым?" Мир становился все
более ослепительным; внезапно, при полном безветрии, с заиндевевших ветвей
деревьев пушистыми солнечными искрами сам собой начал осыпаться невесомый
снег.
Там, впереди, за парком, за Ратушной площадью, за штабом погранот-ряда,
за школой; в новом районе, пятиэтажки которого лишь чуть-чуть проступали на
горизонте даже отсюда, с высокого крепостного вала, наверняка сидела у окна
и смотрела в его сторону, отложив учебник, самая лучшая девушка на свете, и
сегодня он пригласит ее к себе на день рождения, и, может быть даже, вскоре,
на танцах для русских школьников в Доме офицеров, где играет пограничный
ВИА, он будет танцевать с ней под "Перемена мала, я смолчу, как всегда"... и
не смолчит, признается ей в любви.
Дожив все же до сорока лет и встретив новый век, Валерий Алексеевич,
уже знавший про себя, что дожил он действительно чудом, и чудо это было
вовсе не в его власти, тем не менее любил при случае, развалившись "в кресле
у камина" и покуривая любимую сигаретку, вспоминать юность.
"Знаете, друзья, я никогда ничего не сделал для того, чтобы жизнь моя
выстроилась так причудливо и не совсем обыденно. Я никогда не мечтал, даже в
детстве, стать политиком или журналистом, ходить в море, повидать другие
континенты, участвовать в войнах и революциях, снимать пусть документальное,
но все же кино, в общем, говоря проще - увидеть столько жизни и так много
оттенков ее и сторон попробовать буквально на вкус. Иногда даже до оскомины.
Я был тихим книжным мальчиком. Я никогда не стремился на самом деле ни
к приключениям тела, ни к подвигам духа. Мне вполне хватало книг и
собственного уютного дивана. Единственное, что я делал сам, - я просто не
отказывался от того, что предлагала мне жизнь. Нужно ехать вслед за отцом к
новому месту службы - и я ехал. Нужно было идти в армию - и я шел. Нужно
было работать или учиться - и я учился. Нужно было окунуться с головой в
политику или идти на войну - я не сам это выбирал. Мне всегда почему-то
предлагали все это какие-то люди, или просто так складывались
обстоятельства. Жизнь, как в романе Пьюзо, "делала мне предложения, от
которых я не мог отказаться". И ведь действительно не мог. Так разве я
виноват в том, что жизнь моя сложилась так, как сложилась? Сам я и пальцем о
палец для этого не ударил. Я только не отказывался. Я слабый человек, я не
умею сказать жизни - нет!
Я знаю многих людей, которые сами ищут приключений на свою голову, все
бегут куда-то в поисках экстрима, тоскуют от ежедневной сытой суеты, мечтают
о другой доле.
Я же всю жизнь мечтал только об одном - о любви и покое. Но так уж
получается, наверное, в жизни, что именно любовь и покой являются той
приманкой, на пути к которой ее трепетного и мечтательного соискателя
ожидает длинная штурмовая полоса, полоса препятствий длиною в те самые
первые сорок лет жизни, которые, увы, удается преодолеть далеко не всем
мужикам, даже тем, кто гораздо круче нас."
В свои сорок семь, уже в Питере, а точнее, на даче в Вырице, когда
камин в большой гостиной, полной светлого дерева и яркого солнечного света,
стал не фигурой речи, а реальностью и даже обыденностью бытовой - для тепла,