"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу автора

шагом к передовой все больше и больше томила тревога. Хотя каждый старался
не показывать этого, убеждал себя, что он-то как раз свою смерть обхитрит,
обойдет она его стороной. А иные обращались с надеждой и к богу. Перед
опасностью смерти хватались и за соломинку.
Храбрился и Ваня Изюмов, хотя до самой передовой так и не смог прийти в
себя. Все было дико ему: ботинки с обмотками, и оттягивающий плечо карабин,
и чиряк пониже спины. Раза два оставался Ваня без ужина - обделяли горсткой
вареной фасоли и чаем с селедкой. Солдатское ложе - песок, земля и трава -
мяло бока, кропила под утро с неба роса, а с гор пронизывал ветер. Но более
всего Ваню угнетало одиночество. Дома его окружали забота, любовь, порой
даже и придирчивая, нетерпеливая материнская требовательность, словом,
чувство - всех перед всеми - тревоги, вечного долга, глубокой причастности
всех ко всему. А здесь?.. Никто его вроде бы не любил и не понимал, никому и
в голову не приходило попытаться его понять. Днем и ночью Ваня шагал в гуще
солдат, а чувство было такое, словно никого кругом, что он совершенно один.
Всю последнюю ночь перед фронтом Ваня вертелся и спал урывками, его
донимали кошмары, а под утро ударил озноб. Скинув с лица за ночь отсыревшую
от дыхания полу шинели, он, хотя и заставляла его нужда. Не поднялся с
песка. Опыт, пусть еще маленький, уже научил: пока можно лежать, лежи. Сон,
отдых в походе не наверстать. Приподнял с вещмешка грязную бритую голову,
уставился испуганно в темень.
"Где вы там, папа, мамочка? Где вы, братик, сестренка?- шептал он.-
Неужто не успели уйти? - Представил себе все ужасы оккупации, о которых
писали газеты, командиры рассказывали. Едва не вскочил. Опершись озябшими
руками о сырой холодный песок, задрав в мрачную бездну перепуганное худое
лицо, он, как волчонок, должно, по тому же слепому инстинкту, тихонько
завыл.- Что с вами? Где вы? Мама... Милая мамочка!"
Лежал Ваня чуть поодаль ото всех (где только можно, Ваня все еще
выбирал уединенные закутки), шагах в десяти от ближайшего к нему Игоря
Герасимовича Голоколосского. Но инженер, к счастью, наверное, спал и не
слышал, как рядом плачет юный солдат. Понемногу, излившись слезами, Ванины
боль и тревога поулеглись, да и сзади, успокаивая, ровно журчало. То
opedp`qqbermn шумела река, и небо уже начинало предрассветно сереть.
И боль, и страх за своих, за себя совсем придавили Ваню. Ему казалось,
что он один такой беспомощный и несчастный, и не догадывался, что и у других
на сердце было не слаще. Ведь и всех остальных война тоже только-только
оторвала от кровных дел, от отцов и матерей, от жен и детей, от всей их
прежней, устоявшейся и размеренной жизни, согнала в чужую безводную степь. И
чем громче ревел и ярче горел в ночи надвигавшийся фронт, тем упорней в
каждом из только испеченных солдат, да и в ком-нибудь, должно, из бывалых
схлестнулись, с одной стороны, долг, дисциплина, приказ, с другой -
неизвестность и страх смерти.
На пятые сутки непрерывного пешего марша полк дошел наконец до
переднего края.
Позицию - первую огневую позицию занимали до рассвета, еще с темнотой,
под возбужденные приглушенные командирские окрики, в смятении и спешке, в
непривычной предбоевой толчее.
Опыта, навыка, как огненную позицию занимать, что, как, в какой
очередности делать... автоматического, чтобы само по себе получалось, ни у
кого еще не было. А он, этот опыт, только и делает во время боя наводчика