"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу автора

трогать! Их в последнюю очередь мне!
В самый последний момент!- И по каменистым сыпучим ступеням вниз
скатился, в блиндаж.
А в очках, в новенькой, несмотря на жару, застегнутой на все пуговицы
гимнастерке, уже суматошно, просительно призывал:
- Связной! Морошкин, Морошкин! Да где ты там?.. Связного ко мне!
И, не дожидаясь, пока тот появится, ринулся сам к аппарату - тут же,
над ступеньками, в нишке окопной стоял. Завертел рукоятку, трубку сорвал с
рычагов. Стал в нее что-то орать.
Тем временем тот, с автоматом и с "кубарями", что сверху бежал, с ходу
выскочил на бруствер траншеи взвода охраны и рысцой, подпрыгивая, затопал по
рыхлой, еще не слежавшейся известково-белой земле, проваливаясь в ней своими
легкими, истоптанными вконец сапогами, осыпая в траншею, на дно, на головы и
спины солдат комья земли и камней. И продолжал на бегу истошно орать:
- Артиллеристы!.. Кто артиллеристы, батарейные здесь? Расчет нужен!
Нужен наводчик!- Кинул рукой в сторону кипевшего в лязге и грохоте уже
близкого боя, остановился, ожидая ответа.- Ну, живо, живо! Кто здесь из
пушки умеет стрелять? Из противотанковой пушки!
А там, куда он показывал, будто вулкан клокотал. По краю неба, в тучах
дыма и поднятой в воздух земли носились, взмывая и падая, с воем какие-то
черные тени. Со склона овражка, где закопался капэ, видать их было плохо.
Однако известно какие: "юнкерсы", скорее всего, а может, и "мессеры". Бой
все ближе, громче ревел, накатывал, словно горный неотвратимый обвал. Вот-
вот сюда докатится, до капэ. И сжимались, сжимались сердца у солдат взвода
охраны: неужели не сдержат их там - на первом, на промежуточных рубежах,
прорвутся и сюда фашистские танки? И бились, бились в них, собирая все силы
измотанной плоти, всю изворотливость и ловкость ума, исступляя все чувства,
уже устоявшиеся и привычные для каждого,- ожидание, неизвестность и страх. И
все, все подчиняя себе - все! - как всегда, побуждали их упорно и жадно
искать небезопаснее, ненадежнее место. Но, конечно, лишь до дозволенной,
допустимой приказом и долгом солдатским черты. Если не хочешь и ты быть
расстрелянным. И верилось, очень верилось, что нет, не прорвутся фашисты
сюда, что кто-то другой их там остановит. И это, думалось, счастье, удача,
что мы попали нынче сюда, в охранение штаба полка и не всех нас, не всех,
слава богу, а лишь батарейных, артиллеристов разыскивают. Только их, чтобы
немедленно бросить в кипящее уже близко сражение. Всезнайка бежит, а
незнайка лежит... Вот и пускай туда их - этих, которые из пушки умеют
стрелять, которых разыскивают. Прямо сейчас, из этой, покуда безопасной,
спокойной траншеи и - в самое пекло. А мы, пехота ружейно-обмоточная, крысы
окопные,- мы повоюем пока лучше здесь, у капэ. А с "кубарями" злее еще:
- Ну, живо, живо! Признавайтесь!- орал во всю глотку.- Кто батарейные
здесь, кто здесь наводчик? В траншеях застыли. Молчок.
- Трое, трое вас здесь! Или сколько вас там?.. Из батареи которые!
Найду все равно!
Нет, не признается никто: никто не хочет по своей воле под пули,
снаряды и танки.
- Ну, смотрите! Сам отыщу,- резко вскинул рукой, пригрозил притихшим в
траншеях солдатам штабной,- хуже будет. Под трибунал!- Помолчал, ожидая:-
Так все же, кто батарейные здесь, кто здесь наводчик?
"Я, я ведь наводчик,- резануло болью, страданием Ваню.- Я! Кто же еще?-