"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу автора

Ваня, запомнив из слов старшины лишь те, что сильнее задели его
воображение, что посулом кары, позора показались ему страшней и грозней, чем
}rnr грохочущий ад, чем любое другое военное лихо, вдруг снова сорвался с
места и побежал. До предела кланяясь, вбирая голову в плечи, надеясь, думая,
веря, что его-то смерть и не тронет как раз. Не может тронуть его, должна
обойти стороной, оберечь. Ну как, как можно его убивать? Зачем? За что? Для
чего? Ведь ему так нужно... Еще и маму, и папу, и сестру с братом нужно
увидеть. Надо еще в университет поступить. Что-то полезное... Всем, всем...
Большое, нужное сделать... Да и просто - так хочется жить!
"Не надо... Не надо меня убивать! Ради бога... Не надо! - собралось все
вдруг в нем в эту одну-единственную раскаленную, жаркую, жадную точку, в
одно-единственное заклинание и мольбу.- Не надо!" И так, с этим он и бежал.
Но тут кто-то схватил его за ногу.
- Ты что,- взревело снизу, из-под земли,- с... что ли, сорвался?-
и
потянуло Ваню к себе.
Ваня успел бросить на бруствер бидончик с компотом и банку с хлебом и
сахаром и скатился в окоп. Полный термос на ремнях на спине потянул его
вниз. Но карабин лег поперек, уперся прикладом и дулом в противоположные
стенки траншеи. Ваня завис. Грудь, шею сдавило ремнем. Он вскрикнул. Солдат
рванулся к нему. Помог развернуть карабин. И только тогда Ваня свалился на
дно.
От недоумения, от неожиданности Ваня даже не взглянул на солдата, не
рассмотрел его. А и взглянул бы, все равно не увидел бы: в глазах смятение,
оторопь, страх стояли, сухой палящий туман. Лишь через минуту-другую, оперев
оставшийся на спине полный термос о заднюю стенку окопа и передав ей всю его
тяжесть слегка покачиваясь, бормоча себе что-то под нос, он встал во весь
рост. Оглядываясь растерянно, завертел головой. Ощупал себя. Вроде бы цел. И
только тогда потянулся к краю траншеи, взглянул за него.
И тут как раз ударили и наши орудия и минометы. Долго собирались. Но
все же собрались. Не так дружно и густо ударили, как били немецкие. Но все
же ударили. И теперь уже рвались снаряды и мины там - в долине, внизу, у
Моздока, в траншеях у немцев.
Ваня дальше и выше кинул свой взгляд - на пылавшее все ярче и жарче
небесное полымя, на долину, на речку, все еще в молочном туманном пару, но
уже в искусственном - пороховом и толовом ядовитом дыму.
И как все-таки здорово, прекрасно как, лучше, спокойнее, когда не
немцы, не только немцы, но и наши палят. Дают жару и наши: лупит вовсю и
наша, русская артиллерия - тяжелая, дальнобойная. А с нею заодно и вся
мелкота - полковая, батальонная, ротная. Все, все, все!
"Возможно, и наша пушка стреляет?- с надеждой с завистью даже
взметнулось вдруг у Вани в душе.- Но нет,- сообразил он тут же - не может:
снарядов-то чуть, один только ящик. И прицел... Без прицела-то... Вот он,
здесь, у меня". И сердце у Вани снова виновато и беспокойно заколотилось.
И только подумал, вздохнул вот так - с облегчением, с радостью
поначалу, что и наши стреляют, и мы немцев бьем, но тут же и с сожалением, с
горечью за вину, оплошность свою, как вдруг... Но не у немцев... Нет, нет...
А у нас. Да, да, у нас теперь! Где-то сзади, в горах. Тоже необычно,
истошно, чудовищно взвыло. Но не так... Нет, нет, не так, как давеча у
немчуры, внизу, за рекой, а иначе, совсем по-другому, по-своему: словно