"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу автора Ваня, запомнив из слов старшины лишь те, что сильнее задели его
воображение, что посулом кары, позора показались ему страшней и грозней, чем }rnr грохочущий ад, чем любое другое военное лихо, вдруг снова сорвался с места и побежал. До предела кланяясь, вбирая голову в плечи, надеясь, думая, веря, что его-то смерть и не тронет как раз. Не может тронуть его, должна обойти стороной, оберечь. Ну как, как можно его убивать? Зачем? За что? Для чего? Ведь ему так нужно... Еще и маму, и папу, и сестру с братом нужно увидеть. Надо еще в университет поступить. Что-то полезное... Всем, всем... Большое, нужное сделать... Да и просто - так хочется жить! "Не надо... Не надо меня убивать! Ради бога... Не надо! - собралось все вдруг в нем в эту одну-единственную раскаленную, жаркую, жадную точку, в одно-единственное заклинание и мольбу.- Не надо!" И так, с этим он и бежал. Но тут кто-то схватил его за ногу. - Ты что,- взревело снизу, из-под земли,- с... что ли, сорвался?- и потянуло Ваню к себе. Ваня успел бросить на бруствер бидончик с компотом и банку с хлебом и сахаром и скатился в окоп. Полный термос на ремнях на спине потянул его вниз. Но карабин лег поперек, уперся прикладом и дулом в противоположные стенки траншеи. Ваня завис. Грудь, шею сдавило ремнем. Он вскрикнул. Солдат рванулся к нему. Помог развернуть карабин. И только тогда Ваня свалился на дно. От недоумения, от неожиданности Ваня даже не взглянул на солдата, не рассмотрел его. А и взглянул бы, все равно не увидел бы: в глазах смятение, оторопь, страх стояли, сухой палящий туман. Лишь через минуту-другую, оперев тяжесть слегка покачиваясь, бормоча себе что-то под нос, он встал во весь рост. Оглядываясь растерянно, завертел головой. Ощупал себя. Вроде бы цел. И только тогда потянулся к краю траншеи, взглянул за него. И тут как раз ударили и наши орудия и минометы. Долго собирались. Но все же собрались. Не так дружно и густо ударили, как били немецкие. Но все же ударили. И теперь уже рвались снаряды и мины там - в долине, внизу, у Моздока, в траншеях у немцев. Ваня дальше и выше кинул свой взгляд - на пылавшее все ярче и жарче небесное полымя, на долину, на речку, все еще в молочном туманном пару, но уже в искусственном - пороховом и толовом ядовитом дыму. И как все-таки здорово, прекрасно как, лучше, спокойнее, когда не немцы, не только немцы, но и наши палят. Дают жару и наши: лупит вовсю и наша, русская артиллерия - тяжелая, дальнобойная. А с нею заодно и вся мелкота - полковая, батальонная, ротная. Все, все, все! "Возможно, и наша пушка стреляет?- с надеждой с завистью даже взметнулось вдруг у Вани в душе.- Но нет,- сообразил он тут же - не может: снарядов-то чуть, один только ящик. И прицел... Без прицела-то... Вот он, здесь, у меня". И сердце у Вани снова виновато и беспокойно заколотилось. И только подумал, вздохнул вот так - с облегчением, с радостью поначалу, что и наши стреляют, и мы немцев бьем, но тут же и с сожалением, с горечью за вину, оплошность свою, как вдруг... Но не у немцев... Нет, нет... А у нас. Да, да, у нас теперь! Где-то сзади, в горах. Тоже необычно, истошно, чудовищно взвыло. Но не так... Нет, нет, не так, как давеча у немчуры, внизу, за рекой, а иначе, совсем по-другому, по-своему: словно |
|
|