"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу автора - Если что... Если кто спросит - про прицел ни гугу. Понят дело? Вот
так! Завтрак несешь - и все! - по-отечески снова опустил солдатику на плечо тяжелую, заскорузлую от работы ладонь. В какой уже раз вгляделся в исхудавшее, перепуганное детское лицо, теперь уже и теплее, и ласковее. - А если отделенный... Если снова начнет... Мол, пропал почему?.. Долго чего?.. Завтрак, ответишь, принес. Завтрак! Понял? Я приказал - старшина! Больше некому было нести. Понят дело? Вот так! Ваня опять закивал. - Все киваешь? Молчишь?- вдруг словно обиделся Матушкин.- Хотя бы слово сказал. Хотя бы - да или нет. Да ладно,- махнул он рукой.- Беги. Да живее, живее давай, пока фриц разминки не начал. Там, у нас под Ростовом, на Южном,- сослался он снова на свою прежнюю службу, на свой Южный фронт (видно, здорово въелся, досадил ему этот Ростов),- с утра завсегда начинал. Только солнце - и давай из всех орудий палить. И здесь, говорят, не дает передыху. Для острастки или чтоб, значит, в заблуждение нас. Ждите, мол, сейчас опять полезу на вас. В напряжении будьте, значит. Чтобы мы не расслаблялись. Он, немец, повсюду один, мать его... Пушек, снарядов у него до...- И спохватился: пацан же как-никак перед ним, в сыновья годится ему, а он - матюком. - В общем,- поправился,- этого всего у фрица - дай бог поскорее и нам. И палит, и палит, гад... Ну, беги давай. Все понял - как пушку найти? - Да,- наконец-то пусть и коротеньким, но все-таки словом, а не безгласным виноватым кивком отозвался этот без году неделя солдат. - Ну вот так, молодец. Торопись, землячок. До разминки немецкой успеешь еще.- И, как бы облегчай ему его первый шаг, слегка подтолкнул его в спину. не покажется,- лизнуло отцовскую душу приморца досадой, когда увидел, как надрывался под ношей юнец.- И все-таки легче,- чуть-чуть как будто утешился он,- чем когда придется огневые копать да пушку таскать на себе. Да под обстрелом, да не раз и не два, а то и по нескольку раз на дню. Да в зной еще, в слякоть и стужу. А здесь, в горах... Если еще до той поры останется цел... Да и я еще если останусь... Ой, здесь скоро, скоро закрутит уже, как и у нас, в Зауссурье, в отрогах. Так что пускай,- снова утешил себя Евтихий Маркович,- пусть приучается. Надо". И, пока было слышно и видно, провожал солдатика сочувственным опасливым взглядом. Как ослик вьючный, покатился тот под гору: с двумя буханками засохшего кукурузного хлеба и сахаром в цинковой банке из-под патронов, с урюковым компотом в бидоне и с термосом горячей похлебки из лобио и макарон на спине, на ремнях. А поверх, тарабаня затвором по жести, болтался на брезентовом плетеном ремне карабин, как с равными равный. Рассвет уже вовсю полыхал. Каленая медная полоса легла там, внизу, впереди, над дрогнувшей со сна, по-летнему цветущей и пестрой долиной - в mhgnbnl туманном пару, над словно кровью залитой рекой, что змеино петляла по ней. Выше по горизонту огненно-жгучая метнулась вдоль лента. А от нее к зениту, на полнеба разгулялась уже вовсю яростным жаром заря - отражаясь в реке, озаряя сады, до сих пор еще не скошенные хлеба и луга, перемятые, перерытые, кое-где погоревшие и угольно-черные. И впервые при виде рассвета вот так - не сладостно и восхищенно, а горько и беспокойно заныло у Вани в душе. И не было у него и минуты, и мига, даже махонькой точечки не было свободной в его перевороченном сердце, в напуганном и возбужденном мозгу, |
|
|