"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу автора

минуту готовы к отпору, а может быть, просто в черном небе им что-то
почудилось - самолет, может, наш, скорее всего "кукурузник". Вот и ударили
по нему из зенитных орудий и пулеметов.
До этого Ваня о трассирующих снарядах и пулях только слыхал и о том,
что есть у немцев и бронебойные пули, и разрывные - "дум-дум", и всякие
прочие. А тут увидал.
Далеко стреляли, внизу, в долине, возле Моздока. Да и вверх, в пустоту,
в бесконечное черное в звездах бездонье. Для него, для Вани, безобидно, не
опасно вовсе. А зрелище - чудо как изумительно. Ну просто фантастика! Вполне
за одно из таинственных явлений природы можно принять: как кометы, сияния,
грозы. Вот и смотрел... Смотрел все и смотрел. Никак нельзя было глаз
оторвать.
Но рядом у ног вдруг кто-то сапнул, всхлипнул со стоном спросонья. Ваня
вздрогнул. Очнулся. Пригнулся, тараща глаза.
Оказалось, ездовой - Савелий Саввович Лосев, бывший рыбак, бросив под
передком на землю шинель, тревожно спал между колес. Распряженные кони,
должно быть коротко, туго стреноженные (видно плохо было еще, только
слыхать), лениво перетирали гнилыми зубами тощую сухую траву и, отгоняя
слепней, били хвостами себя по бокам. Кто-то похрапывал со свистом и рядом,
в кустах. А дальше столбом вздымались вверх искры и дым. То вовсю старалась
походная солдатская кухня. И доносились оттуда приглушенные озабоченные
голоса. И никому, казалось, не было дела до Вани, да и вообще до кого бы то
ни было, кто ни появись сейчас здесь. Похоже, забреди и немец сюда - дали бы
шарить по обозным тылам и ему.
"А вдруг,- ударило неожиданно Ваню, когда он схватился руками за
передок, - и здесь нет прицела, вдруг на последнем привале забыл". В ужасе
ботинком встал на оглоблю, пружиной взметнулся на облучок. Вскинул дощатую
крышку сиденья. Так и шибануло кислятиной в нос. Морщась, отдуваясь, сунул
руку туда, в "коробок". Зашарил, зашарил взволнованно в нем. Нет. И тут нет
прицела. Так и упало все у Вани внутри. Нет, этого ему не простят. Здесь, на
фронте, оплошность, неумение, растерянность - те же трусость, предательство,
потачка, подарок врагу. Рука, холодея, потянулась назад. И вдруг... Вот он,
тут! Слава богу! В самом углу, под ворохом старой прелой сбруи лежит. На
месте! Нашел! Жадно ухватился за ручку чехла, в котором находился прицел,
рванул на себя. С облегчением, с восторгом прижал находку к груди. Грудь,
плечи, спина - в испарине, липкие - так и ходили, так и вздымались: от
долгого быстрого бега, от командирских угроз, матюков, от ощущения
никчемности и унижения. А теперь уже и от счастья. Великого счастья! Так
всем ртом и дышал, прямо заглатывал прохладный горный предутренний воздух,
как, бывало, дома, в крымских горах, когда с отцом взбирались к вершинам.
Отдышавшись слегка, придя немного в себя, вскинул настороженно голову:
прислушаться - куда уходить, чтобы не заметил никто. Вот... Между коней и
кустов. Никого. Скорее, скорее... С пылкой юной надеждой опять, с верой и в
жизнь, и в людей, и в себя. С прицелом. Да, да - с прицелом! Туда, где его с
нетерпением ждут. Орудие ждет, расчет, отделенный. И только - прыг с
облучка, с оглобли на землю, только нужное направление взял, только ногу
занес - рвануться вперед... И на тебе: откуда ни возьмись - старшина.
- А ты чего здесь? - поразился, не сразу признав в предутреннем мраке
наводчика, Матушкин!- Ты же должен быть там!- И взмахнул рукой на уже
серевший восток.