"Анатолий Краснопольский. Я прошу тебя возвратиться (Повесть о военных медиках)" - читать интересную книгу автора

нагольнинцев.
Три дня и три ночи.... Двадцатилетняя девчонка, примостись где-то на
крыле машины, под свист бомб выводит корявые строчки, и они чудом обгоняют
отступающих и чудом пробиваются по адресу.
Горит солнечный камень. Звезда пятью лучами, как антеннами, слушает
мелодии легенд. Звезда, как большое сердце, рассказывает их каждому, кто
через годы приближается к ней.
Низкий вам поклон, Вера Андреевна. И простите меня. При случае
передавайте вашей дочери и зятю привет.
Пусть там, в Германии, они поведают о солнечном камне в далеком
Нагольном.
Спасибо вам, Полина Ивановна. Вы-то лучше всех знаете, как трудно
добывается солнечный камень.
Спасибо, дед Федосей, что нашли силы в ногах добраться в этот день до
площади.
Спасибо и вам, баба Варвара. Если бы не вы, на целый час, а может, даже
на несколько часов меньше прожил бы начальник полового госпиталя. Спасибо,
баба Варвара, вам за эту драгоценную вечность.
Теперь нам нужно спешить. Наш самолет в четырнадцать часов берет курс
на Киев.
Спасибо вам, люди добрые. Я думал, что у нас с мамой всего и осталось
от отца, что два диплома, да портрет Пирогова 1854 года, да открытки с
фронта... да дневник, где все оборвалось на полуслове... А вышло вон
сколько! Вышло, что я просто не догнал брезентовую "санитарку" отца, а она
есть, гудит по земле, и он в ее кабине... Разгоряченный и задумчивый, злой
и грустный, уставший и дерзкий. Живой человек. И кричу я вдогонку: не
уходите, фронтовики, от нас подольше, никогда не уходите. И поверьте нам,
сыновьям, таким, какими мы остались в вашем последнем взгляде. Вы и
сегодня живете с нами нашими тревогами, нашими поисками, нашей службой,
всей нашей жизньто. И без вас нам не обойтись никак.
"Тушка" берет курс на Киев. Анна разносит леденцы. Я устроился на
переднем сиденье, сквозь иллюмипатор считаю облака. Нет, не поддаются они
счету. Они как фантазия, как вымысел. И мне не за что теперь уцепиться. А
я мчался сюда. Зачем? Провал, конечно, полный провал. Иллюзия опоры
рухнула. Гремят турбины.
Через час показалась серая лента посадочной полосы Бориспольского
аэропорта. И вот он снова, наш госпитальный парк, парк, где каждый поворот
аллеи знаком так, как жилка на собственной руке. И все же сегодня этот
парк какой-то обновленный, другой. А с виду здесь все как вчера, как сутки
назад. Но что-то изменилось, а что - сразу не скажешь. Может, это в нас
самих однажды поселяется обновление, которое приказывает по-новому увидеть
давно известное.
Вдоль нейрохирургического отделения прохаживается Якубчик. Топчется,
как возле своей вотчины. Папаха сбита набекрень, шинель нараспашку.
Завидев меня, дед остановился.
- С приездом, - тряхнул мою руку. - Ну вот...
Что значит "ну вот"? Какую еще уловку придумал?
Понять ничего нельзя. Взгляд рассеянный, слова обрывистые.
- А я ведь мог быть на месте твоего отца, - говорит. - А отец твой мог
быть на моем месте. Выходит, надо работать за двоих, надо, черт возьми,