"Никита Красников. Альфа-версия" - читать интересную книгу автора

а может, никто не прав? И мертвым лежал ответ.
Берская встряхнулась. Работа над практическими сиюминутными задачами
всегда выручала ее из тоски. Седло надо обмотать, чтобы было мягче. Заодно и
на сраженную уборщицу взглянуть как следует. Она направилась назад к
Захоевой, которая уже лежала на спине, подвернув под себя ноги, похожая на
собачью какашку.
Чем ближе она подходила, тем больше удивлялась собственному
безразличию. Труп заклятого врага не вызывал никаких эмоций, и даже не
укладывалось в голове значение слова ТРУП. То, что лежало на поляне, не
имело ничего общего с овеществленным финалом ее многолетних поисков.
Захоевой, живой или мертвой, здесь вообще не было. Неповторимый пасьянс ее
души был перетасован, она растаяла, как снежинка в теплом растворе хаоса,
ушла туда, куда уходят сожженные картины и незаписанные стихи. А на траве
лежала имитация ее тела, добротная мясная скульптура, задрапированная
тканью, очень точное, скучное, выверенное до последней детали изображение,
гипер-реалистичность которого не могла возбудить эмпатических волн на
поверхности сердца, искушенного в вопросах красоты.
Берская нагнулась над телом, деловито распутала с живота и вытянула
из-под спины пару тряпок, выбирая, где посуше. Выкатилась баночка валидола,
она заодно прибрала и ее. Тяжеленный револьвер был бесполезен, патронов в
нем не осталось, а новых для этой древней модели уже не достать. Но так
оставлять его на виду тоже было неразумно. Берская решила его забрать и
где-нибудь утопить при первой возможности. Сложив добычу в авоську, она
вернулась к велосипеду и обмотала тряпками растрескавшееся седло. Получилось
криво, но по крайней мере удобнее. Она перекинула ногу через раму и
покатила, погремела прочь по тропинке. Как только велосипед съехал в овраг,
из бузины выбежала большая черная птица и клюнула Захоеву в лицо.

Тимоня смотрит, затаив дыхание. Поляна, птичка, неподвижное скорченное
тело. Все как на картинке, только чуть-чуть расплывается по краям. В этом
месте у Красивой Пущины сходятся разные дырочки, и поэтому можно не только
слушать думанье людей, но и подсматривать, что творится. Хотя думанье,
конечно, интересней, ведь у бабы Наташи всегда столько красивых слов. Тимоне
особенно нравится слово СКУЛЬПТУРА, волокущее за собой целую гирлянду
цветных звенящих картинок... Скользит мокрый снег по бронзовым носам,
впечатываются в небеса контуры неподвижно бегущих лошадей, а на аренах
выпуклых площадей изгибаются в замороженном танце вычурные иностранцы в
позеленевших панталонах. Отсюда легко скользится в сторону оживления, где
пляшет в сиреневых лучах женственный танцор, раскидывая в шпагате голенастые
ноги, и Тимоня плавно облетает его по расходящейся спирали, проходя сквозь
горбатые глыбы кинокамер, щурясь от обнаженного стрекотания каких-то лент и
железок, пытаясь заглянуть ему в лицо, но, зацепившись за что-то внутри,
опять немножко соскальзывает и оказывается в полупустом кинозале. По экрану
порхает плоский блекло-серебристый танцор, у него в лице нет ничего
интересного, зато узор его танца теперь виден целиком, туда вплетаются нитки
некачественно записанной музыки, придающие всей композиции ностальгический
уют и очарование. А в зале почти никого нет, только запахи прячутся по
углам, и вообще все очень грустно, потому что кино уже заканчивается, а
снаружи ничего даже близко не стоит, только валит мокрый снег из мерцающего
неба... Запахи, кстати, совсем не клеятся в эту танцующую картину. Они,