"Александр Крон. Капитан дальнего плавания" - читать интересную книгу автора

Соленый с его лермонтовской позой. Люди незначительные и недобрые, они
невольно пародируют своих кумиров, подражательность, заемность чувств -
черты, с убийственной точностью характеризующие их внутреннюю
опустошенность. Человек самобытный, одаренный всегда неподражаем,
оригинален, или, как говаривали в старину, бесподобен. Следовать его
примеру можно и нужно, имитировать - бесполезно. Влияние литературных
образов на формирование характера читателя, в особенности если этот
читатель молод, огромно, но оно девственно лишь тогда, когда герой
произведения воспринимается нашим сознанием не как сумма признаков, а как
реально существующий или существовавший человек. А с реальными людьми у
нас не бывает однозначных отношений. Восприятие художественного
произведения - это сложнейший процесс, во многом схожий с творческим.
Мировая литература населена множеством героев, зачастую весьма далеких от
нас по своим воззрениям, нравам и обычаям, но в каждом из них заключена по
меньшей мере одна доминирующая черта, позволяющая нам хотя бы короткое
время прожить его жизнью, как если б она была частью нашей собственной,
радоваться его взлетам и страдать от его бед и заблуждений; проще говоря,
сочувствовать ему не в том уже несколько стертом бытовом значении слова, к
которому мы приучены, а в том первичном, где приставка "со" еще не
окончательно приросла к корню: со-чувствовать, со-переживать. Конечно, чем
ближе к нам эпоха, в какой живет и действует герой, чем ближе он к нам
социально, тем требовательнее мы становимся к его нравственному облику. И
все же герой никогда не должен превращаться в эталон. Эталоны хороши для
измерения неодушевленных предметов, для живых они часто оборачиваются
прокрустовым ложем. Мне кажется, писатель не должен быть озабочен, получит
ли его герой при выходе в свет своеобразный "знак качества",
свидетельствующий о его несомненной положительности; достаточно, чтобы он
знал и любил своего героя, гордился его достоинствами и страдал от его
ошибок. Нужно ли эти ошибки скрывать от читателя? На этот счет существуют
различные точки зрения. Одна из них, наиболее мне близкая, выражена в
известном письме Д.А.Фурманова:
"Вопрос: дать ли Чапая действительно с мелочами, с грехами, со всей
человеческой требухой или, как обычно, дать фигуру фантастическую, то есть
хотя и яркую, но во многом кастрированную. Склоняюсь к первому".
Надо ли доказывать, что в своем решении образа Чапаева писатель твердо
стал на первый путь? Именно поэтому для нескольких поколений советских
людей этот образ сохранил свое немеркнущее обаяние. Фурманов понимал, что
герой, из которого извлечена "вся человеческая требуха", превращается в
мумию или муляж, и опыт Отечественной войны подтвердил его правоту: у
Чапаева оказалось огромное число последователей и ничтожное -
подражателей.
Скоро минет двадцать лет с того хмурого зимнего дня, когда мы, друзья
покойного, проводили на Богословское кладбище Александра Ивановича
Маринеско, но я до сих пор ощущаю потерю как недавнюю. Для меня он -
такой, каким я его знал и запомнил, такой, каким он живет в воспоминаниях
его друзей и соратников, - самый любимый герой. Я счастлив, что судьба,
хоть и поздно, свела меня с ним, и не перестаю огорчаться, что наша
близость была такой недолгой. Мне никогда не приходило в голову подражать
Маринеско, подражать ему - задача в равной мере непосильная и ненужная
мне, но я не перестаю восхищаться его военным и гражданским мужеством,