"Леонид Кроль, Екатерина Михайлова. Человек-оркестр: микроструктура общения " - читать интересную книгу автора

популярных работ этого плана: все они базируются на вполне солидных данных,
ценность которых существенно снижена безапелляционным тоном - а,
следовательно, и "выпрямленным" содержанием изложения, порождающим в конце
концов даже несколько комический эффект.
И все же очевидно, что мелочи поведения (вроде тех, с которых начат наш
рассказ) неслучайны, что-то означают, имеют какой-то смысл и для наблюдателя
(например, того, который сидит в кабинете), и для "человека у двери" <Здесь
и далее слово "смысл" употребляется в его житейском, а не
теоретико-психологическом значении.>.
В сущности было бы правильнее употребить множественное число, то есть
говорить о "смыслах", поскольку каждый малый фрагмент человеческого
коммуникативного поведения представляет собой не четкую карточку-знак,
которую как бы показывают партнеру по общению, а, скорее, точку пересечения
самых разных "смысловых линий". (Излагая основные принципы кинесики,
Birdwhistell пишет: "Значение, придаваемое такому (видимому и слышимому)
поведению - это значение функциональное, как для самих участников
коммуникации, так и для наблюдателя или исследователя". Конечно,
представлять себе общение как линейную последовательность простых
символических действий довольно удобно: многие руководства по "хорошему"
общению (как деловому, так и нет), исходят именно из этой удобной модели.
Она вовсе не бесполезна, но, на наш взгляд, недостаточна, что мы и
попытаемся показать.
Представить себе какую-то воображаемую точку, через которую проходят
неведомые "смысловые линии", да еще иметь в виду, что точка - на самом деле
вполне обычное дело, вроде стука в дверь, это, конечно, непросто. Образы,
впрочем, могут быть и ненаучными - например, можно представить себе
поведение в ситуации общения чем-то вроде луковицы, капустного кочана или
матрешки, но только не совсем обычных, а слегка "заколдованных": самая
маленькая из матрешек (и любая другая) может вдруг становиться самой большой
и заключать в себе остальные, а луковица или кочан тоже способны менять
местами свои слои вплоть до полного выворачивания наизнанку.
Сумасшедшие матрешки и волшебные луковицы понадобились для того, чтобы
высказать одну важную мысль: в интересующей нас области конкретного
коммуникативного поведения каждый малый фрагмент имеет больше чем один
смысл, при этом главное и второстепенное, поверхностное и глубинное,
произвольное и неосознанное могут как бы меняться местами, вступая в
довольно сложные соотношения. Наше зрение в большинстве случаев не обладает
необходимой объемностью и разрешающей способностью: мы склонны видеть одно
не просто вместо чего-то другого, а вместо первого, второго и десятого
планов одинаково полноценной, "настоящей" реальности. Сложно устроенный
"текст" поведения имеет несколько не исключающих друг друга уровней
прочтения в зависимости от подготовленности "читателя".
Как и при общении с письменными текстами, разная степень знания языка
предполагает разное обращение с текстом на этом языке. Слабо знающий язык
человек выписывает из словаря основные лексические значения и нечувствителен
к прочим уровням, при свободном владении языком слово, сохраняя основное,
дополнительное и ид соматические значения, воспринимается еще и на уровне
целой фразы и обогащается смыслами, которые генерирует более широкий
контекст.
Каковы же, хотя бы в грубом приближении, эти "смысловые линии" или