"Феликс Кривин. Упрагор, или Сказание о Калашникове (Авт.сб. "Хвост павлина")" - читать интересную книгу автора

данный момент находилась выпивка. "Он у меня не пьет, - говорила его
супруга, подрагивая телом, как плохо застывший холодец (чтоб не ходить
далеко за сравнением), и накладывая мужу упомянутый холодец. - Говорит,
что с тех пор, как бросил пить, никак не может выяснить, уважают его люди
или не уважают. Конечно, сегодня ему разрешается, но в другое время
нельзя. Потому что у него дети".
"Трое детей, - сообщил муж, косясь в излюбленном направлении, и шепнул
жене: - Давай уже пить. А то неудобно".
По правую руку стотысячного жителя сидел никому не известный Егор,
попавший сюда по ошибке или по какой-то случайности. Пока толстая дама
занимала разговором левую часть стола, неизвестный Егор говорил, обращаясь
к правой: "Я из семьи потомственных читателей. Мой прадед самого Пушкина
читал. Дед читал Льва Толстого, отец Алексея, тоже Толстого, а я тоже
Алексея, но не Толстого, а этого..." - фамилию он забыл.
Егора назвали Егором в честь поэта, а отца его Виссарионом - в честь
великого критика. Но потом время критиков кончилось, и отца хотели
переименовать в Василия - в честь великого песенника, потому что время
песенников было в самом разгаре. Но не переименовали, поскольку отец уже
был взрослый и даже старый и вообще это могли неверно истолковать. Однако
Егор, пользуясь этим неосуществленным желанием, иногда называл себя
Васильевичем. А иногда Виссарионовичем. В зависимости от обстановки.
Потом появился еще один гость - в тюбетейке и роговых очках, что делало
его похожим на профессора. Неопределенного цвета костюм сидел на нем не
очень уверенно и был в такую крупную клетку, что из него ничего не стоило
сбежать. Опустошив вторую штрафную тарелку, человек в тюбетейке положил
вилку и сказал: "Вова, ты здесь? А я ищу тебя по всему городу".
Отец троих детей пил за троих, хотя дети его были еще маленькие. Но он
и предлагал выпить по маленькой. Тем более, что из каждого ребенка может
вырасти большой человек. Правда, не при материнском воспитании. Если бы с
Ньютоном так панькались, не давали на него яблоку упасть...
Взгляд жены заставил его замолчать о материнском воспитании, но чтобы
молчание не выглядело слишком паническим, он стал рассказывать анекдот, в
котором Екатерина Вторая признавалась адмиралу Берингу: "Если я буду
столько есть, я не влезу ни в один из моих туалетов", - на что бравый
адмирал отвечал ее величеству: "А если я буду есть столько, я вообще не
влезу в туалет".
Дарий Павлович смеялся громче всех, чтобы не особенно выделяться. Он и
пил вместе со всеми, чтоб не говорили, что он интеллигент. Он, правда, и
был интеллигентом, но старался это скрывать, потому что в приличном
обществе это было не принято. Было принято выходить из народа, и даже в
песне пелось, откуда мы вышли, только не пелось, куда идти.
Дождавшись, когда компания отсмеется по поводу Беринга, Вова представил
гостя: "Это Прохоров, из бюро обмена. Может, кому-то нужно что-нибудь
обменять?"
Хозяйке нужно было поменять трубы. Прохоров предложил их поменять на
оконные рамы, но хозяйка сказала, что рамы у нее есть. Трубы у нее тоже
есть, но старые, и она бы хотела поменять их на новые.
Прохоров, однако, сказал, что старое на новое - это естественный
процесс, и вмешательство их бюро в данном случае излишне. Другое дело
поменять талант на успех. К сожалению, талантов мало, менять практически