"Феликс Кривин. Конец жанра (Авт.сб. "Хвост павлина")" - читать интересную книгу автора

вором-рецидивистом, известным во Франции под именем Большого Жака Фонтена,
в Англии под именем Большого Джека Фонтенза, а в России под именем Жорика
с Большого Фонтана.
Параллельные прямые пересеклись в точке, представляющей не бесконечно
малую, а, напротив, довольно значительную величину, и даже не одну, а две
величины: великого сыщика и великого рецидивиста.
Сенсация.
Впрочем, разве в уголовном и вообще в мире мало сенсаций? Мир, в том
числе и уголовный, устроен так, чтобы человек, живущий в нем, не
переставал удивляться. Конечно, если начальника полиции взять под стражу,
он уже не будет вызывать того удивления, я бы даже сказал: восхищения,
какое он вызывал, когда стоял во главе полиции. Вычеркнутый из настоящего,
он будет вычеркнут также из прошлого, где у него имелись некоторые
заслуги. Таково удивительное свойство человеческой памяти: она способна
забывать.
И не только человеческой. Если б семя не забыло, что было когда-то
семенем, оно никогда бы не стало побегом. Если бы побег не забыл, что был
когда-то побегом...
Я прошу прощения у тюремной администрации, что употребил неуместное в
данном тексте слово "побег", но таков закон развития и маленького семени,
и взрослого, уважаемого человека...
Итак, является Жак Фонтен к Жану Грейо (дело, конечно же, происходит во
Франции) и говорит:
- Напрасно ты, Ваня, за мной гоняешься: я, между прочим, сижу у тебя в
кабинете.
Жан Грейо от удивления теряет дар своей французской речи, но тут же
обретает английскую:
- Джек! - восклицает он. - Большой Фонтенз! Что тебе нужно здесь, во
французской полиции?
- Я здесь работаю, - усмехается Джек. - В этом кабинете.
Ну, тут, конечно, удивление, выяснение, кто где работает и кто где
ворует. После чего Жак Фонтен говорит:
- Ваня! Совсем ты одичал у себя в полиции, оторвался от жизни. Разве ты
не заметил, что у нас давно уже воруют так же систематически, как и
работают? Потому что у нас стерта грань между воровством и работой.
- Джек! - воскликнул Жан Грейо, упрямо не желая переходить на
французский язык, чтоб не компрометировать родимую Францию. - Я привык
делить мир на честных и бесчестных людей, на полицейских и, откровенно
говоря, воров. И ты меня не собьешь с этой позиции!
- Эх, Ваня, Ваня... - вздохнул Большой Жак Фонтен. - Ты все еще
думаешь, что на свою полицейскую зарплату живешь, а ведь ты уже давно не
живешь на зарплату. Ты одного вора впустишь, а другого выпустишь, вот на
что ты, Ваня, живешь. А кафель? Ты, я знаю, кафелем свой санузел покрыл, а
ведь кафель это не честный...
- Я купил его!
- В магазине? Вот то-то и оно. Не на Елисейских полях ты купил его,
Ваня, а в Булонском лесу, там, где у нас продают краденое.
- Так ведь санузел... - смутился начальник полиции. - С кафелем он
совсем по-другому смотрится.
- Смотрится! Не смотреть туда ходишь, мог бы и обойтись.