"Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. Бег на один километр" - читать интересную книгу автора

джоггинга, то по мне пусть уж лучше это чужеземное слово, чем "бег трусцой"
или "бег от инфаркта". Трусцой бегать не приучен, а до инфаркта, надеюсь,
еще далеко.
Итак, решено: каждый вечер (утром люблю поспать) по три километра. Без
ускорений, но в приличном темпе. И через месяц посмотрим, кто кого.
Мягким вечером, не душным и не дождливым, в самый раз для первого
выхода на люди в кроссовках и тренировочном костюме, я появился у Никитских
ворот. Неторопливо поднялся по каменным ступеням и вошел на Тверской
бульвар. Надо мной высилась могучая фигура Тимирязева. Великий
естествоиспытатель, сложив руки на животе, смотрел поверх моей головы на
кинотеатр Повторного фильма. Кинотеатр, в котором я на утренних сеансах за
гривенник, то есть за рубль по-старому, перевидал столько лент, ушедших в
небытие,- разве что изредка прокрутят что-то по телевидению, и я смотрю, не
отрываясь, наивные сцены, в которых каждый жест подчеркнут и каждое слово
продекламировано...
Простите, отвлекся. Я хотел лишь объяснить, отчего выбрал местом старта
подножье каменного Тимирязева.
Мое детство прошло по соседству с Тверским бульваром, и судьбе было
угодно оставить меня здесь до зрелых лет, в то время как все мои
одноклассники, вместе с другими жителями окрестных переулков, разъехались
кто куда - в Тропарево, Строгино, Медведково... Днем в переулках этих
толчея, потому что опустевшие дома раздали учреждениям, и служебные машины
теснятся у подъездов, над которыми когда-то висели таблички с номерами
квартир, а по вечерам тут малолюдно, и я, конечно, мог спокойно бегать и по
переулкам, не привлекая к себе особого внимания. Однако я в спорте не
новичок, мне нужна отмеренная дистанция.
Наверное, проще всего бегать по кругу стадиона, да только нет его
поблизости, а ехать неведомо куда ежевечерне - нет, увольте.
Тем более что совсем рядом столько раз измеренный нашими ногами
Тверской бульвар длиною ровно в километр. Учительница физкультуры так нам и
говорила: "От Тимирязева до Пушкина, тысяча метров, бегом - марш!" Москвичи,
родившиеся до войны, понимают, конечно, что эту команду она отдавала нам в
те далекие - такие ли уж далекие? - времена, когда великий поэт стоял еще на
Тверском и не переселился на другую сторону площади, которой он дал свое
имя. Тогда он, можно сказать, смотрел в лицо себе нынешнему, повернувшись
спиною, без всякого злого умысла, к Тимирязеву, до которого от него был
ровно километр.
Наша учительница физкультуры выводила нас на Тверской летом и зимой -
бегать или ходить на лыжах. "От Тимирязева до Пушкина - марш!" Ее имени и
отчества я не помню, в памяти осталось только прозвище, мы звали ее Четэри,
в этой кличке было что-то грузинское, может быть, даже княжеское, хотя сама
физкультурница была светло-русая, скуластая, с выцветшими бровями, совсем не
грузинка и не княжна. Когда мы в начале урока шли гуськом по кругу, она
отчеканивала, задавая ритм: раз-два-три-четэри, с упором, с акцентом на это
непонятное "э" в середке,- вот и стала для нас Четэри.
Ей было тогда, должно быть, лет тридцать, а нам она казалась уже
пожилой, хотя с легкостью прыгала через коня и показывала каскад кувырков на
пропыленных тряпичных матах. Еще она обожала вольную борьбу и, хотя это
совсем не женское дело, вела в школе секцию, где я числился среди фаворитов:
кряжистым упорным мальчикам хорошо дается борьба.