"Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. Женский портрет в три четверти" - читать интересную книгу автора

"Спасибо" Бризкок сказал по-русски, и мое сердце опять наполнилось
надеждой на легкий контакт.
То ли председателю было лестно получить благодарность от мировой
знаменитости, то ли он решил не спорить, но аспирант остался на кафедре. Зал
сдержанно зароптал, самые нетерпеливые потянулись к дверям.
- Всего три картинки,- забормотал кандидат, преданно глядя на сэра
Уильяма.- Я быстро. Пожалуйста, три последних слайда, в любом порядке.
Свет погас, и на экране появилась размытая картинка, напоминающая
фотографию планеты с расстояния в несколько тысяч километров.
- Резкость, будьте добры,- попросил Ландидат.- Вот так, спасибо.
Следующий слайд.
Появилась вторая картинка. Голову даю на отсечение, что она не
отличалась от первой, ну разве что самую малость. Однако Бризкок привстал,
вгляделся в изображение и попросил:
- Переверните слайд!
- Да, если можно,- поддакнул осмелевший кандидат.- Вы поставили его
вверх ногами.
Можно подумать, что у этих оптических срезов есть голова и ноги.
Что-то не припомню я научного говорения, где не приключилось бы
что-нибудь с эпидиаскопом. То покажут зеркальную картинку, то поставят ее не
так, то перепутают порядок, то еще что-нибудь - вплоть до демонстрации
слайдов, имеющих отношение только к личной жизни докладчика. А эти срезы -
не все ли едино, каким боком их ставить? Но профессор Бризкок был другого
мнения, и он привык, что к его мнению прислушиваются.
Ассистент возился с эпидиаскопом, у него ничего не выходило.
Зажегся свет. Я сидел неподалеку от ассистента и следил за его
манипуляциями. Он пытался вытащить застрявший диапозитив за уголок, но никак
не мог ухватить его пальцами. Тогда из двух других слайдов он сделал нечто
вроде пинцета, стараясь извлечь им тот, что застрял.
Зал почти опустел. Председатель уже не садился на стул, готовый в любую
секунду положить конец затянувшейся комедии.
Свет опять погас. Горела только контрольная лампочка возле ассистента.
Я бросил взгляд на экран, ожидая увидеть очередной марсианский пейзаж,
который мне пытаются выдать за фотографию чего-то белкового.
И обомлел.
Светловолосая женщина с очень темными глазами смотрела с экрана вдаль -
спокойно, мягко, без тени улыбки, но не печально, скорее сосредоточенно,
будто ловила ускользающее воспоминание.
Она была снята в три четверти. Профессиональные фотографы особенно
любят этот ракурс; сейчас я понял, что они правы. Женщина показалась мне
прекрасной. Нет, она в самом деле была прекрасной, и когда я потом
рассказывал о ней Оле, она меня ни минуты не ревновала.
На женщине не было одежды. То есть я не стал бы на этом настаивать: она
была сфотографирована по плечи, и можно допустить, что на ней открытое
вечернее платье или купальник. Но мне показалось, что женщина на портрете
вообще не знает одежды. При этом изображение было столь целомудренным, что
хоть сейчас помещай на обложку женского журнала.
Несколько секунд в полупустом зале стояла тишина. Потом ктото
засмеялся. Сидевший рядом с председателем академик, известный всему научному
миру склонностью к мистификациям, громко сказал: - Весьма уместная на нашем