"Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. Женский портрет в три четверти" - читать интересную книгу автора

информацию в номер. Еще там лежали книжищи с тезисами докладов. Я обычно
складываю тезисы на угол стола, где они лежат до следующего конгресса,
придавая моему рабочему месту известную солидность.
- Ты доволен? - спросил Могилевский, навьючивая на себя аппаратуру.
- Почти. Теперь надо найти сэра Вилли.
- Бризкока? Он в президиуме. Я на него потратил двадцать кадров.
Мы прошли в пустую ложу. Саша, загибая пальцы, отсчитал шесть человек с
левой стороны огромного стола на сцене. Седьмым по счету был сэр Уильям.
С такого расстояния я мог разглядеть темно-серый пиджак и седую голову.
Впрочем, половина президиума была в темно-серых пиджаках, а с седыми
головами - девять из десяти. Я решил спуститься вниз и разглядеть Бризкока
поближе, но тут докладчик под жидкие вежливые аплодисменты покинул трибуну и
председатель сообщил дамам и господам, а также уважаемым товарищам, что
объявляется перерыв до тринадцати часов, после чего начнутся секционные
заседания. Специалисты по химии белка из тридцати трех стран - это я успел
прочитать в бюллетене - дружно двинулись к выходу.
Я ринулся вниз, к той двери, которая ведет в президиум. Бризкок уже
исчез. Его не было ни в фойе, ни в коридорах, ни в курительной комнате. Я
бросался к каждому седовласому в темно-сером пиджаке и разглядывал табличку
на лацкане. Должно быть, выдающиеся ученые мне тоже попадались, но Бризкока
среди них не было.
До конца перерыва оставалось с четверть часа. Я живо представил себе,
как генерал, чеканя слова, выговаривает: "Не понимаю, как вы, сотрудник
центральной газеты..." - и стал бегать еще быстрее. Под табличкой
"Экскурсии" - нет. У книжного киоска - нет.
Культурная программа - нет. Дамский комитет - что ему там делать?
- Что ты толчешься у дамского комитета? Он в буфете.
Мой ангел-хранитель и на сей раз принял облик Могилевского.
Знать бы мне хоть четверть того, что знает Саша!
Нобелевский лауреат по химии, профессор Кембриджа, иностранный член
всевозможных академий сэр Уильям Бризкок стоял у мраморного столика и пил
пиво. Жигулевское пиво. Это меня к нему расположило.
(Полагаю, что последний абзац не оставил у читателя сомнения в том,
когда происходили описанные здесь события. Совершенно верно, накануне
исторического водораздела: "до указа" - "после указа". Того указа, который
пригвоздил пиво вместе с другими нехорошими напитками к позорному столбу.
Тогда, "до", стакан пива можно было без особых хлопот выпить даже в Доме
конгрессов во время любой международной научной встречи, что бы там про нас
ни говорили наши тайные и явные недоброжелатели. Лично я к пиву равнодушен,
предпочитаю... впрочем, что я предпочитаю - это к делу не относится.
Вернемся к пиву. Хотя на разных конгрессах, что в Москве, что в Ташкенте,
оно было в достатке, я что-то не встречал перебравших нобелевских лауреатов.
И всяких других лауреатов. И даже младших сотрудников, которым нечего
терять - ни званий, ни лауреатских медалей. Разве напитки бывают сами по
себе хорошими или дурными? Это люди бывают хорошие и не очень... Простите,
отвлекся.) Боясь ошибиться, я с независимым видом прошел мимо столика,
скосил глаз на табличку, прикрепленную к темно-серому пиджаку, и зачем-то
сказал вслух:
- Он. Бризкок.
Проклятая привычка!