"Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. Сладкие песни сирен" - читать интересную книгу автора

"авших", от употребления которых предостерегают студентов уже на первом
курсе литинститута? Дорого обходится нам неумелость, неуклюжесть наших
перьев, точнее сказать, пишущих машинок. Какими сочными красками можно бы
нарисовать и кабинет товарища Н., и цеха предприятия АГ-518, и перышки
Елены, и чувства, которые снедали Климентия, и коварство пенсионера
Говбиндера. Стоят перед глазами живые картины, но только заправишь в
машинку "Башкирия" белый лист, как блекнут краски, расплываются контуры,
теряют объемность фигуры. Так и тянет бросить начатое, так и хочется сжечь
написанное, как поступил некогда один взыскательный художник... Хочется, да
нельзя. Кто еще может оставить свидетельство о незабываемых событиях в
городе Н.? Вот и приходится нести непосильную ношу, печатать страницу за
страницей, зачеркивать, восстанавливать и опять зачеркивать, а машинистки
знаете сколько набавляют за грязную рукопись? Это только больших писателей
печатают, что они там ни напишут, да еще преданные жены перебеляют их
перемаранные черновики...
Будет ныть. Перечитали написанное, кое-что поправили, ничего
получается. Бывает и поплоше, да еще выдумано от первого слова до
последнего, а глядишь - и напечатано массовым тиражом. У нас же каждое
слово правда.
До сих пор в событиях, нами очерченных, участвовал ограниченный
контингент лиц, а в подобных случаях - это вам всякий оперативник скажет -
за каждым фигурантом можно без труда проследить, что мы и делали в меру
своего таланта. А о товарище Н. и говорить не приходится, он весь на виду,
в перекрестье прожекторов, каждый шаг его известен. Смотри и записывай.
Фамилия же его - на сей раз святая правда, ей-ей - Непринимайло. Странно
даже, как иной раз расходятся фамилия и характер человека - товарищ Н.
охотно принимал все новое, передовое, да и граждан принимал, вторую пятницу
каждого месяца, с шестнадцати до семнадцати тридцати.
Теперь нам предстоит перенести действие в народную гущу, от крупного
плана перейти к массовкам. Многим ли великим драматургам и выдающимся
режиссерам удавались массовые сцены, движения толпы? Это вам не монолог
какой-нибудь, это бери повыше.
За многочисленными персонажами этой истории нам все едино не уследить,
а уследили бы - так жизни не хватило бы обо всех написать. Да и есть ли в
том надобность? Собрались мы было взять по-научному социологические срезы,
отобрать репрезентативных героев, выявить типичное и типическое, а потом
умелой рукой вылепить обобщенные образы. Но поди разберись, где типичное, а
где типическое, что есть частное, а что обобщенное. Один из нас позвонил
сгоряча в Институт мировой литературы, пробился к самому директору,
который, поговаривают, типичное от типического за три версты отличает, да
толку что? Одни любезности и пожелания больших творческих успехов. Отстали
наши гуманитарии от требований времени, мало дают практических, зрелых
советов простым труженикам. Зарплату между тем требуют из народных денег.
Не получив квалифицированного совета от флагмана советской и мировой
литературы, мы на собственный страх и риск решили поступить так: из тысяч
людей, которые в качестве трудовых ресурсов были втянуты сиренами в орбиту
городской промышленности, взяли наугад нескольких. Семена Семеновича со
студентом Алешей, что прибыли поездом на н-ский желдорвокзал и были
завлечены Доридой; столичного актера Взгорского; молодоженов Верочку и
Сережу, только что закончивших мединститут; Клавдию Михайловну, которую