"Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. Сладкие песни сирен" - читать интересную книгу автора

розовый шелковый лифчик.- Я сверхвыполнила государственный приказ на
значительное число процентов.
- Перевыполнила, милочка, перевыполнила, - поправляла доброжелательно
Коноплева-Ланкастер.- И не приказ. Мы говорим "план".
- Хочу быть передовичка! Передовуха? - капризно кричала, раскачиваясь
на кольцах, Елена и хлопала белоснежными, под стать плечам и шее, крыльями.
- Я намерена быть начальник месткома, лидер рабочего движения, -
вступала в игру Дорида.- Мне указано отправлять передовую работницу во
здравницу. Каждый владеет правом отдыхать, не так ли?
Потом хором пели "Марш энтузиастов". И Климентий, немного циничный,
как вся нынешняя молодежь, но это напускное, это от застенчивости,
Климентий тоже подпевал, не спуская глаз с прекрасной Елены.
Еще была сцена сватовства: Пелагея Артуровна исполняла марш
Мендельсона, а Климентий с букетом роз объяснялся в своих чувствах Елене.
- Вы противный мальчишка! - кричала она в ответ.- Молотовоз... нет,
молоконос! Я хочу пожениться на солидный мужчина.
- Выйти замуж, милочка! - задыхалась от смеха Пелагея Артуровна.
Гегемона Гефестовна и Дорида Вакховна презрительно улыбались.
Климентий, надо отдать ему должное, никаким молотовозом, а тем более
молоконосом, не был. Обращаться с девицами он умел и порою в этой невинной
игре позволял себе лишнее. Тогда Елена хлопала его крылом, приговаривая:
"Противник такой!" Климентий краснел, отдергивал руку и бормотал: "Ну,
Ленка..."
Споро двигалось изучение языка. И другие дела на месте не стояли.
Написаны были тексты, положены на музыку. Облгорлит в трехдневный срок
рассмотрел песни сирен и предложил изъять из них названия некоторых
предприятий, наименования некоторых видов продукции и объемы производства,
а также рекомендовал, ни на чем не настаивая, смягчить определенные
формулировки, чтобы не заострять внимания слушателей на отдельных
негативных явлениях жизни города и области. Формулировки смягчили, жалко,
что ли.
Наконец все было готово. Прямо скажем, вовремя, потому что по городу
вновь поползли слухи.
Повинен в них был все тот же бывший начальник санэпидемстанции Евсей
Савельевич Говбиндер, заслуженно пострадавший за свою настырность и страсть
быть всякой бочке затычкой. "Ишь, природоборец, чистого воздуха ему
захотелось! - приговаривал товарищ Н. уже после того, как Говбиндера
отправили на пенсию. - Экология, видишь ли, страдает. И слово-то какое
выдумали: эко-логия! Русских слов им мало... Иди-ка, друг, на заслуженный
отдых и размышляй там о своей экологии".
И Евсей Савельевич размышлял. Особенно во время прогулок с
фокстерьером Выбросом - собаку он так назвал исключительно для того, чтобы
досадить руководству городской промышленности. Он и письма писал в разные
инстанции. Когда в Энку шарахнули по нерасторопности цистерну мазута, по
сигналу правдолюбца приехала из Москвы комиссия. Факт подтвердился, но
решено было мер не принимать, поскольку вскоре, после переброски то ли
амурских, то ли миссисипских вод, это уж как решат, вода в Энке так
разбавится живительной влагой, что в нее хоть цианистый калий сыпь ведрами.
Такие жалобы товарищу Н. что тебе булавочные уколы. Не опасно, но
надоедливо. В лечебницу бы таких отправлять, да вышло уже из моды. На учет