"Борис Кригер. Сказки" - читать интересную книгу автора

пресловутый обогреватель.
Смирение, видно, свойственно всякой твари, земной ли, юпитерианской ли.
Уныние долго не может владеть окоченелым сердцем. Оно гниет и душит
тисками. Гасит блики любого солнца, но вдруг уступает в одном глубочайшем
вздохе и терпит воцарившееся смирение до нового своего прилива.
Мишка с Зайкой позабыли о грусти и весело закопошились по комнатам,
деловито их обживая. Зайка рисовал большую картину про царство базюки, где
Мишка и Зайка мочили лапки в ручье, а ветви свисали по самые плечи в воду. А
Мишка мастерил из обломков кухонного стола картинную рамку. Она выходила,
конечно, не очень-то правильной формы, но славно смыкалась, а это и было-то
главным.
Потом Мишкозайки готовили плюшки и долго чаевничали в бликах дешевой
лампадки, но им было очень светло, даже, может, прелестней, чем в бархате
чудной опушки. Они были вместе и даже совсем по-людски завели разговоры о
пользе и смысле ну самых различных вещей. А время незлобной собакой
гнездилось у выхода в кухню. Оно прижилось и вредило не так ядовито, хотя
приручить его было совсем невозможно. Оно лишь скулило, что даже отстройте
вы кухоньку в жилистой толще гранита, не огородят вас эти махинные стены ни
от обиды всенощной, ни от похлебья вседневного.
Но Зайка и Мишка не совсем облюдились и знали немного не ведать о
завтра, а просто ловить в чайной ложке кружочек лампадки...
Хорошо было Зайке и Мишке, однако ночь заползала и в их уютный уголок,
разливаясь по дому зевотой.
Ночь - вещь весьма неопределенная как по своей консистенции, так и по
роду занятий, коими ее надлежит занимать. Цвета ее материя темного,
неброского, чего уж никак не оспоришь.
Населяют ее самые разные бдения, но нередко в ночи бродят и разные сны.
Вот где кончается бремя условности, физических констант и психологических
противоречий. Ни рамки словесности, ни грани музыкальной грамоты не вмещают
в себя и крупицы простора, предоставляемого сном. И кто ж нам виноват, что и
тут мы боязливо топчемся у самого порога и тащим за собой в бездонные
феерические омуты всякий плотский бред вместо свободного парения и там, у
самых корней сновидений, ворошимся со своими кастрюльками вареных котят.
Оттого-то все ночи столь заурядны и бледны. Видно, от пара, испускаемого
несчастными малышами.
Хорошие сны не терпят ни сюжетов, ни развязок. Они просто зависают, как
данность, а после остаются до самого нашего бегства неясным, но памятным
следом.
Меж тем ночь множилась и густела. Мишка заворочался, бурча во сне
какие-то песенки.
Каждое мгновение, будь оно и впотьмах, - свежайший лист, отбеленный и
вымученный роскошной фактурой. Свиток, в который столь охотно поселяются
письмена. Так и приволье сна обширно, и чего только не забредет в его
пределы.
Что-то случилось снова! Не обронил ли Мишка краешек одеяла на
злосчастный обогреватель?!
О Боже!!! Что за адское бездолье окунуло мишкину планету в бездну
огнепыхающего жерла! Чернь. Нещадная, необратимая гарь вместо некогда
райского леса. Смерть и мерный гул пепелищных и резких ветров. И мы одни
вдруг мечемся в этом сгинувшем мире. Наша шерстка вся в пепле или даже едва