"Борис Кригер. Рассказы" - читать интересную книгу автора

- Хорошо, трое, - соврал я.
И нам принесли три обеденных прибора, и я, пользуясь многолюдностью в
пабе, скрытно съел сначала свою сосиску, потом вполне законно поглотил свой
линкольнширский пирог с колбасой, а потом съел и второй пирог, потому что
аппетит, похоже, разыгрался только у меня. Далее, поскольку в баре было
прокурено, я затянулся гигантской новокупленной сигарой, что привело к
такому клубу дыма, что курильщики за соседним столом закашлялись. Так
отметив свою индивидуальность и пребывая в прекрасном покушавшем настроении,
я водрузил себя назад в "ситроен".
Гид спросил:
- Ну, как вам понравился линкольнширский пирог?
Чувствовалось, что в старом британце заигривилось лукавство его древних
предков, то ли англов, то ли саксов, а то ли, еще хуже, ютов.
- Очень замечательный пирог, - ответил я. - Поедем в гостиницу. На
сегодня хватит - пора отдыхать.
Гид не мог скрыть своего разочарования и, собрав в себе последние крохи
разговорчивости, вопросил:
- А как же собор?
- Не надо собора. Хватит мне и пирога.
Мистер Уорбойз хрюкнул как-то особенно язвительно:
- А не желаете ли вы знать, из чего этот пирог делают?
- Нет, спасибо, - ответил я. - Лучше не знать, лучше не знать...

Запах соли

У соли нет запаха. Я поднес несколько белых кристалликов к самому носу
и втянул воздух - не пахнет. Обыкновенная поваренная соль. Как та, что была
насыпана вместо снега в нашем краеведческом музее, где проживали
разнокалиберные тушки испуганных чучел каких-то оленеподобных и
волкообразных, а также два медведя - один белый, стоящий на задних лапах, с
яростным оскалом, всегда напоминавшим мне улыбку, другой - бурый,
естественно, поменьше, выражение лица которого не отпечатали в себе нейроны
моей блеклой памяти.
Я помню и другую соль на берегах неявственного сероподобного моря, на
котором лежишь, как на водяном матрасе, покачиваясь в обманчиво-влажных, но
жестких, как терка, мертвоморских волнах.
Это место - как Марс, на который вернулась вода, а я помню, как
шелестели листья на тенистых улицах Содома, как вечерело, пахло хлебом и
освежающие грозы несли мутные воды по каменным ступеням, как по фарватерам
холодных рек.
Дело было на Марсе, задолго до того, как он стал необитаем и попал на
страничку журнала "Юный астроном". У меня была зеленая кожа и третий,
внутренний глаз на лбу. Я шел по улице своего городка, ничем не
примечательного. Идти было легко, и шаги мои гулко раздавались в кружевах
марсианских построек. Марсианские комары незлобиво жужжали над моими
треугольными ушами и доверчиво заглядывали в мой протертый спросонья
внутренний глаз. В этот день на Марсе выдавали получку, и мои
собратья-марсиане пропали из города, потому что закапывали свои сбережения в
близлежащих холмах. Я не получал ничего, потому что нигде не работал, был
свободен, как завиток вихря песчаной бури, и поэтому никуда не спешил.