"Борис Кремнев. Франц Шуберт (Серия "Жизнь замечательных людей")" - читать интересную книгу автора

исполнялись, Шуберт злился и, нередко приговаривал играя:
- Ну и скучища!
Он говорил, что не понимает, как можно играть подобную чепуху, в то
время как Гайдном написано множество симфоний. Однажды, когда мы исполняли
симфонию Кожелуха, многие стали бранить ее как устаревшую. Шуберт при этом
буквально вышел из себя и закричал своим детским голоском:
- В одной этой симфонии больше смысла, чем во всем Кроммере, которого
вы с такой охотой играете!
Увертюры Мегюля интересовали его, а весьма любимая в ту пору увертюра
аббата Фоглера оставляла его совершенно равнодушным.
После удачного исполнения увертюры к "Свадьбе Фигаро" он воскликнул с
восторгом:
- Это самая прекрасная увертюра в мире! - Но, немного подумав,
прибавил: - Я чуть было не позабыл о "Волшебной флейте".

Дружба тоже рождалась музыкой. В том жестоком мирке, где, не затихая,
кипела борьба - за лишнюю булку на завтрак, за лучшее место в спальне, ближе
к пузатой чугунной печке, за высокую отметку в табеле, за право лишний раз
побывать в городе, - в той мелочной, но беспощадной борьбе, где каждый за
себя, а начальство против всех, музыка помогала разглядеть человека.
Выловить его из ожесточенной толпы, в которой поначалу все на одно лицо и на
одну душу. Музыка была тем чудесным индикатором, который безошибочно
поверяет людей, помогая отделить дурное от хорошего.
Юноша, способный пешком отправиться на каникулы в Линц из Вены, ибо
деньги, предназначенные на проезд, он истратил на покупку двух симфоний Бет-
ховена, не может оказаться плохим человеком. Бескорыстию сродни
благородство. Низость ему чужда.
Вот таким бескорыстным человеком и был Иосиф Шпаун, студент-юрист из
Линца, также воспитанник конвикта, сдержанно молчаливый, с длинным спокойным
лицом, вдумчивым, доверчиво открытым взглядом светлых глаз и твердым
подбородком волевого, сильного человека.
Не удивительно, что Шуберт быстро сошелся с ним. И если бы своевольному
случаю не заблагорассудилось свести их за одним пультом в оркестре, они бы
все равно сыскали друг друга. Хорошее тянется к хорошему, плохое - к
плохому. Таков закон жизни, один из наиболее разумных законов ее.
Шпаун, так же как Шуберт, беззаветно любил музыку. Так же, как он,
готов был голодать ради нее. Староста ученического оркестра, он не раз
тратил деньги, присылаемые из дому на еду, на приобретение новых нот. Он так
же, как его маленький друг, видел в искусстве опору в жизни. Шпаун и Шуберт,
несмотря на разницу в летах (Шпаун был на девять лет старше, а когда одному
уже перевалило за двадцать, а другому не так давно только отбило десять,
разница эта огромна), удивительно легко, без лишних слов и излияний понимали
друг друга. Оба были просты душой, чисты сердцем и неподатливы характером.
Это давало им возможность противостоять всему дурному, чем так богат был
конвикт.
Иосиф Шпаун не любил громких фраз и горячих заверений. Но не
существовало силы, которая могла бы принудить его поступиться товарищем. И
уж если никакого другого выхода не было, он поступался собой, идя на выручку
другу.
Такому человеку нельзя было не довериться. И Шуберт доверился Шпауну.