"Борис Кремнев. Франц Шуберт (Серия "Жизнь замечательных людей")" - читать интересную книгу автора

круглого, как пончик, мальчика в очках, с высокой копной непокорных волос
еще больше развеселило всех этих смешливых мальчишек. Мария Элизабет в честь
торжественного дня разодела сына в самый нарядный костюм. Вопреки серенькому
осеннему дню Франц щеголял в светло-голубом костюмчике. Нелепость цвета
костюма особенно била в, глаза в полутемном, мрачновато-сером коридоре.
Казалось, что мальчика, прежде чем привести на экзамен, вываляли в муке.
Со всех сторон посыпались шутки:
- Ба, да он, конечно, сын мельника!
- Уж этот не оплошает!
Но насмешники смолкли, как только Франц вышел из комнаты, в которой
проходил экзамен по пению. Мальчик выдержал его блестяще. Несмотря на то,
что петь пришлось перед такими строгими судьями, как придворные
капельмейстеры Сальери, Эйблер и учитель пения Корнер, а во главе
экзаменаторов за столом восседал всесильный директор конвикта, хмурый,
неподвижный, словно изваяние, патер Иннокентий Ланг, Франц нисколько не
растерялся и с трудным заданием справился отлично: пел уверенно, чисто,
выразительно.
Сопранист Шуберт, с особой похвалой отмеченный экзаменаторами, был
принят мальчиком-певчим в придворную капеллу и зачислен в конвикт.
Для одиннадцатилетнего Франца началась новая жизнь. Он распростился с
матерью, всхлипнув на ее груди и чувствуя, как материнская грудь содрогается
от старательно, но безуспешно подавляемых рыданий, расцеловался с братьями и
сестрой, приложился к сухой отцовской руке и, покинув родной дом, перебрался
в нагоняющее тоску и уныние здание на Университетской площади.
Отныне он перестал быть мальчиком из предместья, вольным и свободным в
часы, когда не было школы и строгого взгляда отца. И стал слугой государя,
маленьким винтиком огромного механизма, неумолимого пресса, выдавливающего
из человека последние капли вольности и свободы.
Теперь он даже внешне ничем не отличался от прочих винтиков. На него,
как и на остальных ребят, надели форму: сюртучок темно-коричневого сукна,
обшитый галунами, с маленьким золотым эполетом на левом плече; длинный
жилет, короткие панталоны с блестящими застежками, башмаки с пряжками, а на
голове - низенькая треуголка.
Надевший императорскую форму перестает быть индивидуальностью, по
крайней мере для начальства. Из субъекта он превращается в объект - объект
неусыпного наблюдения. Теперь за ним легче следить, а стало быть, держать в
узде и принуждать. Теперь власть имеет дело не с отдельным человеком,
обладателем лица, характера, воли, а с безликим стадом, бесхарактерным,
безвольным, слепо подчиняющимся окрику и кнуту.
В конвикте и того и другого было предостаточно. Окрик начинал день.
Окрик и кончал его. А в промежутке появлялся кнут. То в виде розги -
воспитанников пороли часто и нещадно, за малейшую провинность. То в виде
карцера, темного, сырого, холодного.
Вся система воспитания, с железной решимостью проводимая в жизнь
патером Лангом, была устремлена к тому, чтобы выбить из мальчиков
самостоятельность, лишить их индивидуальности.
Всех под одну гребенку! Никому не высовываться! Всем держать равнение!
Полное однообразие. И полная одинаковость.
Одинаковая одежда, на один манер и по одному образцу сложенная на
табуретах подле постелей. Одинаковые кровати. Железные, узкие, с тощими,