"Сергей Кравченко. Яйцо птицы Сирин" - читать интересную книгу автора

произведенный в окольничьи, силком влил ему чашу вина, Семен смог, наконец,
рассказывать.
Вот общий смысл его рассказа, ибо передавать столь путаную речь
дословно дураков нет.
К новому 7087 году от сотворения мира, который в Древней Руси наступал
1 сентября 1578 года от рождества Христова, Семен Строганов собрался из
Чусового в Казань на ярмарку. Оставил племянников на хозяйстве, снарядил
кораблики для продажных товаров и обратных покупок. Товар у Семена был не
шибко интересный - от 800 до 1000 песцовых да собольих шкур, - кто ж их
считает да разбирает. Назад Строганов желал привезти тканей всяких разных -
голубых да красных, пороху намеревался добыть у соответствующих людей,
прочих диковин надеялся углядеть.
В Казани у заутрени Семен встретил государева посла Матвея Юрьева,
знакомого по Москве. Они поздоровались, поговорили о делах крымских, краях
сибирских. Как-то незаметно переместились на званый ужин к воеводе, стали
изливать друг другу душевные глубины. Семен показал Матвею персидскую
серебряную ендову, купленную на ярмарке. Ендова Матвею очень приглянулась.
Он хоть и не просил ее продать, но интерес показывал. От щедрого сердца
Семен возьми да и подари ендову. А послу отдариваться нечем. Так он и стал
дарить Семена своим немым холопом Ермошкой. Ермошка этот, донской казак
Ермолай сын Тимофеев понимал также кличку "Ярмак". Непонятная кличка,
государь, нечеловеческая.
- Что за "ермак" такой? - хитро спросил Грозный, - что сие слово
значит?
Но Семен только плечами пожал, а Мелкий, разомлевший у печи, знал, да
помалкивал, - не любил вмешиваться в многолюдные разговоры. И не любил одно
и то же дважды повторять.
Семен продолжал:
- Ермолай под этим прозвищем послушнее был, чем под православным
именем. Позовешь его по-людски, он пока-а подымется! А шепнешь "Ярмак!" -
как ошпаренный вскакивает, подбегает, кланяется.
И вот, сказал Юрьев Ермолаю тихое слово, так Ермолай за Строгановым и
пошел. И даже понес его местами, где после воеводского пира идти не
получалось.
Сначала Семену было забавно, что такой здоровенный мужик за ним как
собачка поспешает. Потом надоело.
Как-то, незадолго до отправки в Пермь, сидел Семен, глядел на Ермолая и
размышлял вслух.
- Какую бы тебе службу, молодец, придумать, чтоб ты зря хлеб не ел?
- Любую, хозяин, - неожиданно пророкотал богатырь, - могу в поле
ходить, могу морем плавать, зипуна добывать. Могу странником, могу ратником,
могу и атаманом.
Ночью Семен не мог заснуть, все ворочался. Чудились ему Сибирские
земли, походы да войны, которые братья покойные затевали, да так и не
затеяли.
Когда утром Семен проснулся, был у него готов добрый замысел.
- Слышь, Ярмак, а ежели я тебя отпущу на волю, да попрошу службу
сослужить, сослужишь?
- Хребта не пожалею.
- А вот бы ты пошел на Волгу, где народец лихой, да пожил с ним,