"Сергей Кравченко. Кривая Империя. Книга 3" - читать интересную книгу автора

На этого Павла царь ответил своим - митрополитом Павлом, который прямо
и без цитат указал Никону на дверь. Никон перелобызал иконы и двинул на
выход, прихватив патриарший посох Петра с единороговым набалдашником.
- Посох-то оставь! - зарычали бояре.
- Отнимите! - отгавкнулся Никон, и вышел вон.
Оставался час до рассвета, и в звездном предрождественском небе жутко
пылала хвостатая комета. Садясь в сани, Никон стал "отрясать ноги" по
евангельскому поучению. То есть, Никон не снег счищал, чтоб не наследить в
ковровых санях, а как бы стряхивал прах, символическое дерьмо собачье,
налипшее на ноги праведника в поганом, проклятом и морально загаженном
месте. Никона проводили за заставу, Долгорукий от имени царя попросил
формального прощения и благословения. Никон сказал, что Бог подаст, он,
дескать, приезжал "по вести", а хвостатая метла небесная, - косяк на
комету, - теперь выметет всех вас долой.
Мистификация на фоне кометы встревожила царя. За Никоном послали
погоню: отобрать посох и допытаться про "весть". Никон посох и письмо с
"вестью" не отдал, но после 5-часовых уговоров обещал все это прислать в
Москву. Позже.
Посох прислал, а вместо тайного письма с "вестью" прислал свое, с
обычной волынкой. Но наши сыщики и сами нашли тайного корреспондента. Боярин
Зюзин, оказывается, продолжал переписку с опальным и наплел ему, что царь
сокрушается о патриархе и в душе вполне созрел вернуть ситуацию на прежнее
место. Это была липа, Зюзин просто хотел продвинуться при удачном для Никона
обороте. Его приговорили к высшей мере, но государь помиловал, сослал в
деревню с конфискацией.
Никон продолжал смущать христианство. Он писал патриархам, ругал царя
за налогообложение и звал весь мир на подмогу. Половина патриархов -
антиохийский и александрийский без константинопольского и иерусалимского -
двинулись в Москву весной 1666 года. Пора им было отобедать. Наши выделили
крупные деньги, чтобы их встречать, сопровождать от Астрахани, кормить и
поить по дороге. Одних лошадей было дадено 500 штук. Правда патриархи
самочинствовали, везли с собой "воров" - печатника Лаврентьева, сосланного в
Чечню за подпольную печать "римских соблазнов" (небось, Брантома
распечатывал, ловкач!) и наводчика Ваньку Туркина, который сообщал казакам о
времени отправки речных караванов с госимуществом. По дороге патриархи
расстригли пару попов за порчу вверенного им словесного стада в девичьем
монастыре и обычном приходе. Но на это Москва не обиделась.
Встретили патриархов на полную катушку. В специальных речах их называли
Серафимами и Херувимами, поили с серебра, кормили на золоте.
За дело взялись лишь на ноябрьские. 5-го числа Алексей три часа
втолковывал им расклады, 7-го в совет были допущены наши иерархи. В конце
ноября послали за Никоном. Он не поехал. Эти два патриарха ему были не те.
Его "ставил" константинопольский, а его нету. Гости обозлились и строго
приказали склочнику ехать в Москву немедленно, не ранее 2-00 и не позднее
3-00 ночи 2 декабря, с командой не более 10 человек. Это - чтобы не
баламутить народ. Никон приехал сам - в 12 ночи. На другой день позвали
Никона "смирным обычаем", но он организовал шумный крестный ход. Вошел
грозно, сам читал входную молитву, отказался сесть на лавку с прочими, и
пришлось царю встать для объявления своих претензий.
Возникла свара. Придирались к каждому слову многотомного дела, стали