"Сергей Кравченко. Кривая Империя. Книга 3" - читать интересную книгу автора

пожаловался царю. Косарей повязали. Патриарх разразился длинным письмом к
царю, где явно сравнивал себя с разными златоустами и богословами, а тайно -
намекал царю на возможные мистические неприятности.
Не переставал он настаивать и на своих чудесных способностях. В
частности Никон сообщал, что однажды нечаянно задремал среди службы, и ему
увиделось, что Успенский собор наполнен всеми русскими святителями и
умершими патриархами, и все залито светом. И покойники стоят вокруг
Евангелия и положили на него руки. И Петр (русский митрополит и
чудотворец, - не путать с апостолом Петром) говорит Никону, чтобы он призвал
царя к порядку - не больше, не меньше! - а то от его упрямства и чума, и
военные поражения и все остальное. Никон им отвечает, что не послушает меня
царь, мало ли я ему говорил? Пришел бы кто-нибудь из вас, да пуганул его,
как следует! А Петр отвечает, что "судьбы божии не повелели этому быть",
говори сам, да построже! И если тебя не послушает, то, это значит, он не
послушал нас самих. Но за это будет ему кара, вот, смотри! И Петр
протягивает руку на запад, в сторону царского дворца. Стена собора
становится прозрачной. Люминисцентный воздух, окружавший чудотворцев,
собирается в плотное облако, скручивается в тугой жгут, вспыхивает
электросваркой, вырывается на Кремлевский двор, чуть не сбивает с колес
Царь-пушку и бьет в царский дворец, сжигая все к чертям собачьим с женщинами
и младенцами! "Если не уцеломудрится", - продолжает Петр, выключая
гиперболоид, - "приложатся больше первых казни Божии".
Эти наглые фантазии Никон смело посылает Алексею. Бояре и попы
комментируют их так, что Никон общается с Вельзевулом. И правда, вскорости
ни с того, ни с сего во дворце вспыхивают и сгорают государевы сушильни.
Отдельно Никон проклинает боярина Семена Стрешнева, за то что научил
свою собачку подавать лапку для поцелуя, а другой лапкой совершать крестное
знамение. Публика узнавала в собаке патриарха и непотребно ржала.
Тут в Москве объявился самый крупный православный богослов тогдашней
современности Паисий Лигарид. Никон сам его приглашал, еще будучи
патриархом. Теперь Паисий пытался урезонить Никона, но не вышло. Тогда
соборяне предложили Паисию на резолюцию 16 вопросов по Никону. 15 ответов
ученого были в пользу царя, а 16-й - в пользу стрешневской собачки.
В декабре 1662 года Алексей слушал всеночную на празднике
Петра-митрополита. Казалось бы, - если Никон не врет, - Петр должен прямо
здесь и сейчас угрожать царю шаровой молнией. Но Петр промолчал. И царь
решительно приказал быть собору с приглашением вселенских патриархов, всех
мирских и церковных начальников. Времени на сборы и дорогу царь дал до мая
месяца 1663 года. И немедленно была созвана следственная бригада для
выяснения, что из икон и утвари Никон утащил в свой монастырь, разбазарил и
т.п., какие деньги за что плачены, какие пересланы в Палестину, какие
преступления совершены по мирским делам. Церковных архипастырей,
участвовавших в следствии, Никон облаивал "воронами", "ворами",
"нехристями", "собаками" и "мужиками". В общем, совсем потерял лицо.
Люди Никона пошли на крутой подлог. В Москве объявился племянник
Константинопольского патриарха иконийский митрополит и экзарх Афанасий. На
представлении царю он выпрямил спину и громко продекламировал обращение
своего дяди самых честных правил: "Помирися с Никоном-патриархом и призови
его на престол по-прежнему". Но царь Алексей был не лыком шит. "Что это за
посол такой без верительных грамот?" - подумалось ему.