"Сергей Кравченко. Кривая Империя. Книга 2" - читать интересную книгу автора

- князя Немого.
Им были зачитаны обвинения в измене Родине, умысле на побег,
вредительстве и еще в чем-то - скороговоркой.
Масса бывших была сослана (эх, как опять Сибирь бы пригодилась!).
Государь вернулся на какое-то время в Москву. Его никто не узнал.
Создание Партии, Великая Опричная Революция дались ему нелегко: "волосы с
головы и с бороды его исчезли". Преображение, однако, делу не вредило. Стали
быстро возводить новый дворец в опричной столице - Александровской
слободе...
Историк наш, дойдя до опричнины, впал в длинные рассуждения о мотивах
чрезвычайных действий царя, о невозможности дальнейшего думского влияния на
имперского лидера. Тем не менее, в свои логические построения он вынужден
был вставлять объективный аргумент. Все-таки царь был душевно болен.
Все-таки он страдал манией преследования.
- Шизофрения - основание для импичмента, - ляпнул я. Но Историк с
Писцом промолчали: то ли согласились, то ли не поняли.
Опричная Партия, тем временем, стала жить и развиваться. Возникла
внутрипартийная этика: все члены Партии, "от большого до малого, считали
своею первою обязанностию друг за друга заступаться".
Круговая порука дополнялась идеологическими разработками. Были срочно
сформулированы обвинения против старой элиты. А именно: бывшие "крест целуют
да изменяют; держа города и волости, от слез и от крови богатеют, ленивеют;
в Московском государстве нет правды; люди приближаются к царю вельможеством,
а не по воинским заслугам и не по какой другой мудрости, и такие люди суть
чародеи и еретики, которых надобно предавать жестоким казням". Завершался
этот вопль благим пожеланием, "что государь должен собирать со всего царства
доходы в одну свою казну и из казны воинам сердце веселить, к себе их
припускать близко и во всем верить..." Тут Писец с Историком стали на меня
снисходительно коситься. От длительного и тесного общения с премудростью
шизофреника они и сами начали неадекватно реагировать на лица. Теперь они
подозревали, что я не понял величия читанного документа. Пришлось их
успокоить.
- Очень своевременная и верная мысль, - серьезно прокартавил я, - у нас
бы сказали так:
"Буржуазные спецы ненадежны. Их можно рассматривать только в качестве
временных попутчиков";
"С течением времени классовая борьба не затухает, а разгорается,
общество необходимо должно оставаться в состоянии перманентной революции";
"Нет, и не может быть никакой пощады врагам народа, к ним следует
применять единственную, высшую меру пресечения".
Ну, и в Политбюро, конечно, должны быть исключительно свои кореша,
госбюджет нужно контролировать сообща, в баню и на охоту в Завидово ездить
всем аппаратом...
Историк и Писец успокоились.
Опричнина между тем стала коварна. Вот приезжает к царю из Литвы с
почтой от Сигизмунда-Августа некий бывший русский Козлов. Вернувшись к
королю, хвастается в польской разведке, что завербовал всех московских бояр.
- Как всех? - удивляются панове.
- Так и всех, - напирает Козлов, - всех беспартийных земцев.
Козлу верят и посылают боярам пачку именных тайных листов, чтобы