"Милош В.Кратохвил. Европа в окопах (второй роман) " - читать интересную книгу автора

выводы.
Покойный Ганспетер принес хотя бы ту пользу, что Габерланд выбрался из
области мрачного философствования, вернувшись на почву "старых золотых
времен", которые, вопреки всему только что им сказанному, вновь заманчиво
засияли искристым блеском беззаботности и блаженного неведения. А к таким
блаженным, не обремененным сознанием собственной ответственности, относились
тогда оба они - и Комарек, и Габерланд.
Тесное подземное укрытие быстро наполнилось густыми облаками
сигаретного дыма, вино, переливаясь из горлышка в горло, все ближе подходило
к сердцам, а когда друзья опорожнили и третью бутылку, Помидор с помощью
каких-то таинственных чар извлек откуда-то еще фляжку водки, мадьярское
название которой было слишком замысловато, чтобы "господа приятели" его
усвоили. Но как ни странно, языки их не отяжелели, только вызываемые из
прошлого сновидения с часу на час становились все слаще и упоительней, война
вдруг куда-то отодвинулась, а может, ее и вовсе не было, и если бы они
теперь вышли из блиндажа, ночь раскрыла бы перед ними свои бесконечные дали,
в которых рассыплются тысячи огней и огоньков Вены, распростершейся у их
ног, под склонами Каленберга...
Тысячи освещенных окон Вены, и за каждым, за каждым... А за одним из
них - Ирена.
Комарек быстро закрыл глаза и сразу же снова их раскрыл, чтобы
наполнить зрение дымом закуренного помещения, грязной серостью нар, одеял и
военной формы. Вот оно как! Теперь он здесь, и существует лишь то, что он
видит. Вдруг ему показалось, будто все остановилось и то, что было прежде,
осталось где-то за его спиной, страшно удаленное во времени и пространстве.
Собственно, это его сюда и привело, за этим ощущением он сюда и явился.
Сюда, в блиндаж... Что будет дальше? Об этом он не думал. Да и какой смысл
думать? Все настолько неведомо, настолько лишено для него формы и
содержания, что нет смысла даже пытаться как-то это себе представить.
Уж лучше изрядно напиться...
Неужто та, с мадьярским названием, которого не выговоришь, уже
кончилась?
- Помидор! Habt acht![2] - Габерланд попытался встать, чтобы придать
своему приказу больший вес, но это ему не удалось. - Вот видишь, - с упреком
обратился он к Комареку, но что мог видеть Комарек - уже не договорил,
только безнадежно махнул рукой. Зато кадет все понял: щелкнул каблуками,
отдал честь и вышел из блиндажа.
- Бессмыслица! Все бессмыслица! - рассуждал Габерланд. - Я хочу кое-что
тебе сказать... Теперь, когда мы тут одни. Ведь я совсем не такой, как
раньше, но... Когда пробудешь здесь подольше, сам поймешь. Имей я хоть
малейшую... как это говорится... Ну, знаешь, когда что-то светит вдали, в
страшной дали - и никогда до этого не дойти, но дело не в том... Достаточно
знать, что оно существует... Но и это здесь расстреляли. У всех. И не только
здесь. Всюду... всюду! Ганспетер это знал. Знал наперед. И покончил с собой.
А теперь я хочу спать. Помоги мне - вон те нижние нары. И одеяло. По
утрам всегда холодно.
Спасибо, господин обер-лейтенант, спасибо. Большая честь для меня, Herr
Kamerad! Если Помидор что достанет, меня не будите, выпейте сами. И... да
здравствует счастливый Новый...