"Милош В.Кратохвил. Европа кружилась в вальсе (первый роман) " - читать интересную книгу автора

С мальчишеской радостью пишет Вильгельм царю:
"Милейший Ники!
Вот умора! Представь себе, никто ни о чем даже не подозревает. Все
гости, которых я беру на борт, полагают, будто мы направляемся к Готланду.
Впрочем, и ты будешь удивлен, узнав, какие у меня для тебя новости. Забавно
будет поглядеть на лица моих людей, когда они вдруг увидят твою яхту.
Tableau!{[14]} А теперь серьезно: какие нам выбрать костюмы для нашей
встречи?
Отпиши сразу же,
Вилли"
В тот же день, когда состоялась встреча с царем, император Вильгельм с
борта флагманского корабля "Гогенцоллерн" посылает со специальным курьером
депешу канцлеру Бюлову. Депешу? Да это лиро-драматический эпос, сплошные
победные фанфары!

"...Когда в беседе царь упомянул о крепнущей дружбе Франции и Англии, я
заметил, что он отнюдь не в восторге от этого. Я тотчас этим воспользовался
и сказал: "А что, если нам заключить эдакий little agreement?{[15]} Ведь
осенью мы уже начали переговоры о чем-то подобном, что, если нам продолжить
их сейчас?" - "Да, я что-то припоминаю, но забыл, на чем мы тогда порешили".
По чистой случайности у меня в кармане копия тогдашнего проекта. Царь взял
меня под руку, увел из корабельной кают-компании в каюту своего покойного
отца и тут же сам запер все двери. "Покажи мне, пожалуйста, эту бумагу!" Я
вынул из кармана конверт, разложил лист на письменном столе, некогда
принадлежавшем Александру III, под портретом императрицы-матери и придвинул
бумагу к царю. Он прочитал ее раз, другой, третий... В душе я молил Бога,
чтобы он в эти минуты был подле нас и руководил молодым государем. В каюте
стояла мертвая тишина, лишь снаружи доносился шум моря да солнце весело
освещало уютную каюту. Я взглянул в иллюминатор, прямо передо мной стоял на
якорях белоснежный "Гогенцоллерн", и на нем утренний ветерок развевал
императорский штандарт. И в тот момент, когда на его черном кресте я
разобрал слова "С нами Бог", я услышал рядом голос царя: "Превосходно. Я
полностью согласен". Сердце мое забилось так, что я даже слышал его, но тут
же овладел собой и небрежно бросил: "А ты согласился бы это подписать? Это
было бы славное воспоминание о нашей встрече". Он еще раз пробежал страницу
глазами. Затем произнес: "Да. Охотно". Я поспешно откинул колпачок
чернильницы, подал ему перо, и он твердым почерком написал: "Nicolas"; затем
подал перо мне, я тоже подписал, а когда я встал из-за стола, он обнял меня
и сказал: "Благодарение Богу и благодарение тебе; это будет иметь самые
благоприятные последствия для моей и твоей страны. Ты единственный во всем
мире настоящий друг России". От радости у меня слезы навернулись на глаза,
правда, в то же самое время пот струился у меня по лбу и спине, а мысли мои
были обращены к Фридриху Вильгельму III, королеве Луизе, дедушке Николаю
I... все они как бы присутствовали здесь сейчас. Или уж во всяком случае
взирали на нас с небес и радовались. Так утро 24 июля 1905 года близ Бьерке
милостью Божией стало поворотным пунктом в истории Европы и в то же время
великим облегчением для моей дорогой отчизны, которая наконец-то будет
вызволена из пренеприятнейших русско-французских тисков".

Однако нужны были еще подписи двух свидетелей. Проблема щекотливая, но