"Милош В.Кратохвил. Европа кружилась в вальсе (первый роман) " - читать интересную книгу автора

одной руки - так вот, если в виде исключения случалось, что император
выходил чуть раньше обычного, то он останавливался у какого-нибудь
ближайшего куста, делая вид, будто рассматривает его, и стоял до тех пор,
пока не убеждался исподтишка, что стражи уже приступили к исполнению своих
обязанностей.
Вначале прогулка протекала - сегодня, как и всегда - с размеренностью
заведенной механической куклы. Но вдруг император почувствовал, как что-то
сильно кольнуло его правую ступню сбоку, у подушечек в основании пальцев.
Едва нагрузка на эту ногу ослабла, боль прекратилась, но стоило опять
шагнуть, как он опять почувствовал столь же болезненный укол. Императору не
понадобилось сделать еще хотя бы шаг, чтобы установить причину: один из
деревянных гвоздиков неизвестно отчего прошел сквозь подошву внутрь сапога и
своим острием стал вонзаться в мякоть ступни. Впрочем, в обнаружении причины
проку было мало, тем более что вывод напрашивался один - устранить помеху
быстро и незаметно нельзя. Самое скверное во всем этом происшествии была его
неожиданность, неожиданность прямо-таки каверзная, повергшая привычные к
систематичности и порядку мысли чуть ли не в паническое смятение. Все то, к
чему нельзя было подготовиться заранее, то, чего нельзя было спокойно
классифицировать и тем самым квалифицировать, Франц Иосиф ненавидел... Ой,
как больно! Император на коду покачнулся и должен был тотчас сделать над
собой усилие, чтобы не остановиться. Ох уж эти неожиданности! И ему кажется
совершенно естественным, что он тут же вспоминает: именно неожиданность
прежде всего вывела его из равновесия, когда сын покончил с собой; точно так
же было и в другой раз - это настигло его как раз здесь, в Ишле, - когда он
получил известие об убийстве императрицы в Женеве. Недостойные, пошлые
финалы, каких вообще нельзя было даже предположить. Это так не
по-габсбургски! Когда бы он теперь об этом ни вспоминал, всякий раз он
чувствовал, как в нем вскипает глухая ярость. Рудольф, и на тебе - точно
какой-нибудь портняжка! Он так и сказал, когда Элизабет пришла сообщить ему
о случившемся. Через много лет она попрекнула его этими словами, дескать,
как он мог... она никогда ему этого не забудет. Еще и теперь Франц Иосиф
пожимает плечами: уже столько было всякого, чего она "никогда ему не
забывала", что одним казусом больше, одним меньше... Просто она всегда
оставалась баварской принцессой с известной долей унаследованного от предков
безответственного свободомыслия. Ну а как же с высоким, ко многому
обязывающим предназначением династии Габсбургов? Понять это ей было не дано.
Собственно, именно это и привело ее к гибели. Ее романтическое неприятие
церемониала, ребячливая жажда уединения... Разумеется, она совершенно не
соблюдала придворного протокола, предписывающего коронованным особам
соответствующее охранное и репрезентативное сопровождение. Бродила себе по
чужому городу с одной-единственной придворной дамой - господа анархисты,
извольте! Как будто уединение достигается лишь бегством от людей! Его можно
обрести всегда, даже в окружении целой свиты придворных, так же как и в
самом обширном кругу родственников; никто не знает этого лучше, чем он,
Франц Иосиф. И никто лучше него не умеет этого достигать.
Конечно, внешнее одиночество не гарантировано никогда. Поэтому даже
сейчас Франц Иосиф не может позволить себе хромать. Ясно, что единственным
выходом было бы снять сапог и чем-нибудь деревянный шип сбить или срезать,
или... но ничего этого сделать, понятно, нельзя, равно как невозможно и
позвать на помощь кого-нибудь из полицейских, прячущихся где-то позади за